Аллоген

Аллоген — гностический труд, обнаруженный в 1945 г. в числе 53 текстов, хранившихся в большом глиняном кувшине в 13 коптских рукописных кодексах в пещере недалеко от Наг-Хаммади (Египет). Сразу оговоримся, что не следует путать этот текст с "Книгой Аллогена", обнародованной в 2006 году в рамках публикации текстов из вновь обнаруженного гностического "Кодекса Чакос": это два совершенно различных по содержанию текста.

Дословно название можно перевести как "Инородец" или "Чужестранец" (в данном случае, конечно, в переносном, гностическом смысле этого понятия), но с поправкой на исторический период II-III вв. учтём, что часто под именем Аллоген скрывается библейский (и гностический!) Сиф или какой-либо другой представитель духовного Рода Сифиан. У историка-неоплатоника Порфирия, а также в более поздних сирийских и уже церковно-христианских произведениях, направленных против гностических "ересей", упоминаются и труды древних гностиков об Аллогене.

В самом деле, после обнародования фактов находки в Наг-Хаммади этот трактат вызвал к себе особый интерес, поскольку Порфирий в своё время сообщал читателям, что его идейный наставник Плотин атаковал неких гностиков, "которые производят откровения Зороастра, Зостриана, Никофея, Аллогена, Месса и прочих подобных" ("Жизнь Плотина", 16). Если эта цитата действительно имеет отношение к нашему тексту, также именуемому "Аллоген", и к документам, тесно связанным с ним (так, трактат "Зостриан", один из самых длинных коптских гностических текстов, находящийся в VIII кодексе Наг-Хаммади, носит подзаголовок "Слова Зороастра"), то это предполагает наличие весьма тесной связи гностического христианства как со средним платонизмом, так и с неоплатонизмом.

"Аллоген" — это гностический апокалипсис на коптском языке, рассказывающий о сотворении высшего мира и славящий небесную матерь, Барбело. Обнаруженная копия датирована IV веком, но оригинал может восходить ко II веку.

Аллоген получает в виде откровения свыше божественные слова и видения и записывает их для своего "сына" Месса. Таким образом, читателя как бы поощряют к отождествлению себя с Мессом и к обучению у Аллогена преодолению страха и неведения, которые в начале ощущал и сам Аллоген. Читатель трактата также узнаёт о том, как размышлять над каждым уровнем Сокровенного Знания, и особенно о том, как достичь полного осознания своего "духовного Я" внутри "божественного Я".

Хотя данный трактат и является единым толкованием Откровения, его всё же можно разбить на две части. Часть I (Наг-Хаммади, XI, 45,1 -57,23) на первый план выдвигает пять откровений данных Аллогену женским божеством по имени Юэль (Иуиль). Её Откровения являются комплексными мифологическими описаниями Божественных Сил, в частности, Эона Барбело. Часть II (Наг-Хаммади, XI, 57,24 - 69,19) уже более философским языком описывает "восхождение Аллогена" как последовательное откровение небесных Светил. Его заключительная сцена, "Первичное Откровение Непознанного", являет нам трансцендентного Бога как невидимую, неизмеримую, непостижимую "Духовную Невидимую Троичную Силу", которая является "лучшей из лучших" и существует - парадоксальным образом - как "Бытие вне бытия".

Различия между этими двумя частями "Аллогена" объясняются тем, что при их составлении анонимный автор трактата мог использовать различные письменные источники, ибо в обоих случаях своим повествованием он преследовал различные цели. Текстологи по сей день дискутируют на тему о том, откуда берутся те или иные традиции и какое развитие они получают в данном трактате. Мифологию Барбело как высшего женского божества можно также встретить и в ключевом для понимания валентинианской гностической космологии "Апокрифе Иоанна" (Берлинский папирус 8502,2; Наг-Хаммади II,1; III,1 и IV,1), где она связана со взглядом на то, как София привнесла разделение и раздоры в некогда гармоничную Вселенную. Но при этом гностицизм "Аллогена", также, как и идейно близко родственных ему "Зостриана" (Наг-Хаммади, VIII,1), и "Трёх Стел Сифа" (Наг-Хаммади, VII,5), является "позитивным" откровением божественного, но не вопросом о том, как и откуда появилось зло.

Часть II "Аллогена" также имеет некие параллели с "Апокрифом Иоанна" в части занимающего целую страницу коптского текста описания Трансцендентного Бога в терминах апофатического богословия (Непознаваемый и т.п.). Но "Аллоген", опять же, выделяется из этой традиции (также, как и "Зостриан", и "Три Стелы Сифа") представлением этого знания ритуалом восхождения методом, схожим с методом герметического гнозиса "Поймандра"(Герметический свод, I, 24-26) и "Слова об Огдоаде и Эннеаде" (Наг-Хаммади, VI, 6). Очевидно, автор черпал свой т.н. "Барбело-гностицизм" и философский монизм из той же самой корневой традиции (в частности, представленной в отчетливо дуалистическом "Апокрифе Иоанна") и расположил в тексте оба эти подхода один за другим - во имя одной цели и при помощи определённым образом связанных пассажей.

Предполагая, что читатель уже достиг освобождения от зла, автор в лице Аллогена направляет его на Небесную Тропу, восхваляя Божественное, в благодать Знания-Гнозиса, на путь стяжания жизненных сил и, в конечном счёте, в то Бытие, которое одновременно и Не-Бытие.

Не только гностики тщательно заимствуют многие свои философские воззрения у платонизма, но и сами платоники и неоплатоники пополняли свои ряды за счёт представителей гностических школ, хотя оба течения и соперничали друг с другом. И хотя Плотин в собственном трактате "Против гностиков" высмеивал гностический дуализм, культ и жаргон, монистические гностики "Аллогена", несмотря на пренебрежительное упоминание у Порфирия, как раз более всего и оспаривают именно высмеянные ими обоими позиции. Гностики, стоящие за автором нашего трактата, выдают за откровение те истины, о которых Плотин говорит, что они были позаимствованы им у самого Платона. Эти гностики веруют в то, что посредством самопознания они превзойдут и небесных сущностей ("Эннеады", II, 9.5-11).

Для исследователей, впрочем, по-прежнему остается дискуссионным вопрос о наличии обратного влияния гностиков (как минимум "школ или школы Аллогена, Марсана и Зостриана") на неоплатонизм, а особенно вопрос о том, могли ли эти гностические тексты быть для неоплатоников первоисточником их позднейшей триады "Бытие, или Сущее -> Жизнь -> Мысль", которая утвердилась лишь во времена Прокла (см. его "Теологию", 101-103), то есть уже в V столетии?

Александрийское происхождение оригинального (и не сохранившегося) греческого списка "Аллогена" датируется временем не позднее начала IV в. н.э., поэтому временем его хождения на греческом и его распространения на коптском можно считать более ранний период времени, чем тот, в который они были помещены в библиотеку Наг-Хаммади (т.е. уже в разгар IV-го столетия).

Источники

1) NHC XI,3: Allogenes, 45,1-69,20 / By Elaine H. Pagels and John D. Turner // Nag Hammadi Codices XI, XII, XIII. - (Nag Hammadi Studies, XXVIII). - Leiden, etc.: Brill, 1990. - P. 173-285.

2) The Nag Hammadi Library in English / Translated and introduced... by James M. Robinson. - SF: HarperSanFrancisco, 1990. - P. 490-500.