Аластор

Аластор — (др.-греч. Ἀλάστωρ) — в греческой мифологии дух мщения. Аластор является демоном-искусителем (греч. δαίμων γέννας), либо просто демоном, преследующим за преступление. Также выступает, как злой дух, толкающий к преступлению, и вообще дух зла и гибели, дух-«одержатель» и адский палач. Другое значение слова Аластор: ненавистный богам преступник, всюду приносящий с собою преступление.

Источники

Планси:

«№ 5. Аластор (Alastor) — жестокий демон, верховный палач адской монархии. Действует он как неотвратимый мститель. Зороастр называет его «казнителем». Ориген утверждает, будто он и Азазель — одно лицо; другие же путают его с ангелом-губителем. Древние именовали злых духов «аласторами», а Плутарх утверждает, что Цицерон из ненависти к Августу задумал покончить с собой в прихожей этого владыки, дабы после смерти стать его аластором».

История

Имя «Аластор», в буквальном переводе означающее «мститель», в Древней Греции употреблялось и как нарицательное для любого духа, несущего возмездие за преступления, и как эпитет Эриний, богинь возмездия. Зевс в ипостаси Аластора карал преступников, проливших кровь своих родичей или совершивших другие тяжкие злодеяния. Павсаний в «Описании Эллады» (VIII.24.4) приводит легенду об Алкмеоне, убившем свою мать и страдавшем от болезни, насланной «аластором», то есть духом-мстителем. Злой дух следовал за ним повсюду, куда бы он ни бежал: пролитой материнской кровью осквернилась вся земля. Но, в конце концов, Алкмеон все же избавился от демона-гонителя, по совету оракула поселившись на новой речной отмели, которая во время его преступления была еще покрыта водой. В «Агамемноне» Эсхила «аластор» предстает как олицетворение родового проклятия, посланного самим Зевсом и преследующего потомков Тантала на протяжении многих поколений:

«Отучнел кровопийством, но чрево грызет

Зараженной семье ненасытным червем.

И не зажил гноящийся веред в паху,

Как уж новые язвы раскрылись».

В некоторых мифах слово «аластор» превращается в имя собственное, в большей или меньшей степени сохраняя связь с идеями возмездия и губительной силы. В частности, Аластором зовется один из коней Аида.

Употреблялось это слово и в более широком или даже в переносном смысле: не только как демон возмездия, но и просто как злой дух, толкающий человека на преступления, или некий дух зла вообще. Так, в «Персах» Эсхила аластором назван демон, истребляющий войско, а в «Трахинянках» Софокла аластором, т.е. губителем, пастухов именуется Немейский лев. Аластором могли называть и самого преступника, ненавистного богам и всюду сеющего зло и гибель. К IV веку до н.э. это слово фактически выродилось в бранное общего характера (с приблизительным значением «негодяй, подлец»).

Тем не менее, представления об аласторе как о демоническом существе, преследующем преступников, были заимствованы римлянами, о чем свидетельствует перетолкованное де Планси предание о Цицероне. Источником его служат «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, где утверждается, что Цицерону: «…являлась даже мысль тайно пробраться в дом к Цезарю, убить себя у очага и тем воздвигнуть на хозяина духа мщения, но страх перед муками заставил его отвергнуть и этот план» («Цицерон», 47). С другой стороны, тот же Плутарх в «Застольных беседах» указывает, что «аластором» называли человека, совершившего нечто такое, что нельзя забыть и что память людей сохранит на долгие годы». Таким образом, двойственность этого понятия сохранилась: аластор — одновременно и дух возмездия (или просто дух-губитель), и преступник, «одержимый» этим духом.

Сохраняется она и в христианской демонологии, где Аластор трактуется и как своего рода дух-«одержатель», и как адский палач. В соответствии с последней функцией на гравюре де Планси он изображен с орудиями пыток и убийства: с плетью и трезубым кинжалом в руках и с топором за поясом. Однако, ссылки, которые приводит де Планси, неясны: Ориген в трактате «Против Цельса (6.43) отождествляет Азазеля не с Аластором, а с Сатаной, а кто именно подразумевается под Зороастром, вообще сказать трудно: этому легендарному мудрецу древности приписывалось множество магических и философских трактатов. Домыслы и контаминации в связи с понятием «аластор» не редкость: так, английский оккультист Фрэнсис Баррет в книге «Маг» (1801) цитирует (без указания источника) Агриппу Неттесгеймского, упоминающего «аласторов» во множественном числе как синоним тельхинов — древнегреческих хтонических божеств, которые, по его словам, «берут пригоршнями воду из реки Стикс и кропят ею землю, отчего происходят бедствия, болезни и голод».

В романтической традиции благодаря поэме Перси Биши Шелли «Аластор, или Дух одиночества» (1816) древний образ демона-мстителя был переосмыслен как олицетворение тщетных поисков идеальной любви и роковых устремлений к запредельному. Для вечного скитальца-Аластора сам мир становится «аластором»-палачом, обрекая его на безвременную и одинокую гибель. В предисловии сам Шелли описывает своего героя так:

«В поэме представлен юноша, отличающийся свежестью чувств и порывистостью дарований; воображение, воспламененное и очищенное общением с величием и совершенством во всех их проявлениях, уводит его к созерцанию вселенной. Он вволю пьет из источников знания, однако жажда не утихает. Великолепие и красота здешнего мира глубоко затрагивают систему его воззрений, являя неисчерпаемое разнообразие своих модификаций. Пока его желаниям продолжают открываться объекты, столь же бесконечные и безмерные, он весел, спокоен и владеет собой. Но приходит время, когда эти объекты перестают удовлетворять его. Его дух, наконец, внезапно пробужден и жаждет общения с разумом, ему подобным. Он воображает себе существо, которое он любит. Причастное умозрениям тончайшего и превосходнейшего, видение, в котором он олицетворяет свои собственные чаяния, сочетает все чудесное, мудрое или прекрасное, что может представить себе поэт, философ или влюбленный. Интеллектуальные данные, воображение, издержки чувствительности не лишены известных притязаний на взаимность соответствующих способностей в других человеческих существах. Поэт представлен соединяющим эти притязания и относящим их к единственному образу. Он тщетно ищет прообраз воображаемого. Сокрушенный разочарованием, он сходит в безвременную могилу».

С персонажем этой поэмы отчасти отождествлял себя Алистер Кроули, о чем свидетельствует первоначальное заглавие его автобиографии — «Дух Одиночества». В одной из своих работ он приводит следующий комментарий: «По-гречески “Бог Возмездия” — ‘o alastor, Алистер. По каким-то причинам, выяснить которые мне не удалось, в учении раввинов этот бог превратился в демона пустыни Аластора, а впоследствии Шелли дал это имя своему «Духу Одиночества». Соответствие между именем и функцией вполне уместно, ибо имя, по всей видимости, восходит к слову alaomai, “я скитаюсь”. Идея Движения ужасает буржуа до глубины души, поэтому любой скиталец с его точки зрения “проклят”. Но, me judice [“с моей точки зрения” (лат.)], осесть на одном месте — значит, отречься от героического духа и обречь свой ум на застой. Я не стремлюсь ни устроиться поуютнее, ни даже просто продлить себе жизнь; мне хочется странствовать, постоянно переходя из галактики в галактику, из воплощения в воплощение. Такова моя личная сокровенная Воля».

Библиография

• Анна Блейз. Демонография. М.: Ганга, 2012.