Молох

Молох — демон, имеет титул Князя страны слёз, заседает в адском совете. Божество моавитян и аммонитян (Библия, 3Цар. 11:7), которому приносили в жертву детей (Иер. 7:31), лат. Moloch — Молох, ивр. ‏מולך‏‎ — Мо́лех) соб. «царственный», по-видимому, мог обозначать эпитет верховного божества, также как и Баал (соб. «владыка»).

Источники

Планси:

«№ 47. Молох (Moloch), князь страны слёз, заседает в адском совете. Аммонитяне поклонялись ему в образе бронзового идола, установленного на бронзовом же помосте; у этого кумира была голова тельца, увенчанная царской короной. Он алчно протягивал руки, вожделея человеческих жертв; и в жертву ему приносили детей. У Мильтона Молоха — ужасный и грозный демон, залитый материнскими слезами и кровью младенцев».

Раввины утверждают, что изваяние этого знаменитого Молоха, бога аммонитян, было полым и разделялось внутри на семь отсеков. Первый предназначался для муки, другой — для голубей, третий — для суягной овцы, четвертый — для барана, пятый — для тельца, шестой — для коровы, а седьмой — для человеческого дитяти. Именно поэтому Молоха стали путать с Митрой, принимая семеро врат его таинств за эти семь отсеков. Принося ребенка в жертву Молоху, во чреве статуи разводили огонь. Жрецы заглушали его жалобные крики громким барабанным боем и игрой на других музыкальных инструментах.

История

Божеству с этим именем, производным от общесемитского корня со значением «царь», в библейские времена поклонялись многие жители Палестины и ряда финикийских городов. Некоторые исследователи отождествляют Молоха с другими божествами, носящими сходные имена, — богом аммонитян Милькомом (см. выше) или тирским божеством Мелькартом, — а в XX веке была выдвинута теория, согласно которой «молохом» именовалось не божество, а особая разновидность жертвоприношения — жертвенное сжигание людей и животных.

Религиозные запреты на поклонение Молоху сформулированы в Книге Левит:

«Из детей твоих не отдавай на служение Молоху» (18:21).

И далее в 20:2—5. Однако запрет нередко нарушался:

«… так, Соломон «построил капище <…> Молоху, мерзости Аммонитской» (III Цар. 11:7), а о царях Ахазе и Манассии сказано, что они «проводили сыновей своих через огонь» (II Пар. 28:3, 33:6).

Причём, последний совершал это в долине Еннома — местности, в которой поклонялись различным языческим божествам, в том числе и Молоху, и от названия которой происходит слово «геенна». Эта же практика упоминается, в частности, в Иер. 7:31:

«…и устроили высоты Тофета в долине сыновей Енномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей своих в огне»,

а в прямой связи с Молохом — в IV Цар. 23:10 и Иер. 32:35.

Истинный смысл выражения «проводил сыновей своих чрез огонь» остается спорным: некоторые предполагают, что имелось в виду не огненное жертвоприношение в буквальном смысле, а некая очистительная или посвятительная церемония. Однако в раввинистической традиции этот вопрос решается однозначно. Толкователь XI века Раши утверждает:

«Тофет — это Молох, который был изваян из бронзы; под ним разводили огонь, и руки его, вытянутые вперед, раскалялись, и ребенка предавали ему в руки, и тот сгорал; когда же начинались отчаянные крики, жрецы били в барабан, чтобы отец не услышал голоса сына своего и не дрогнул сердцем».

Изложенная де Планси версия о том, что идол Молоха был полым и разделялся на семь отсеков, впервые встречается в собрании мидрашей «Ялкут Шимони», которое предположительно датируют XIII веком.

В поддержку теории о том, что Молоху действительно приносили подобные жертвы, ссылаются на древнегреческих и римские источники, в которых описываются обряды огненного жертвоприношения детей в финикийском городе Карфагене. В сочинениях Клитарха, Диодора Сицилийского и Плутарха содержатся упоминания о том, что финикийцы сжигали детей в жертву «Кроносу» или «Сатурну» (как эти авторы называют Баал-Хаммона, бога — покровителя Карфагена). По одним рассказам, жертву бросали в бронзовую жаровню, помещавшуюся под вытянутыми руками статуи, по другим — клали прямо на руки изваяния, обращенные ладонями вверх и наклоненные к земле, а уже оттуда ребенок скатывался в яму с пылающим в ней огнем. Плутарх сообщает, что «все пространство перед идолом наполняли звуками флейт и грохотом тимпанов, чтобы заглушить вопли и рыдания». Сцену, подобную вышеописанным, изобразил Уильям Блейк на одной из иллюстраций к поэме Мильтона «На утро Рождества Христова», в которой идет речь о бегстве языческих богов (и, в том числе, Молоха), устрашенных пришествием Христа:

«Гоним тревожной думой,
Бежал Молох угрюмый —
Се идол, догорая, почернел.
Напрасно хор цимбал
Кумира вызывал.
Алтарный огнь углями голубел».

В другой своей поэме, «Потерянный рай», Мильтон называет Молоха «людобойцей» (homicide) и отводит ему первое место среди последователей Сатаны:

«Молох шел первым — страшный, весь в крови
Невинных жертв. Родители напрасно
Рыдали; гулом бубнов, ревом труб
Был заглушен предсмертный вопль детей,
Влекомых на его алтарь, в огонь.
Молоха чтил народ Аммонитян,
В долине влажной Раввы и в Аргобе,
В Васане и на дальних берегах
Арнона; проскользнув к святым местам,
Он сердце Соломона смог растлить,
И царь прельщенный капище ему
Напротив Храма Божьего воздвиг.
С тех пор позорной стала та гора;
Долина же Еннома, осквернясь
Дубравой, посвященною Молоху,
Тофет — с тех пор зовется и еще —
Геенной черною, примером Ада».

Одно из самых ярких художественных описаний святилища и идола Молоха встречается в полуисторическом романе Гюстава Флобера «Саламбо» (1862), действие которого разворачивается в Карфагене в середине III веке до н.э.:

«В глубине зала горел канделябр, весь разукрашенный резными цветами, и на каждой из его восьми золотых ветвей в алмазной чашечке плавал фитиль из виссона. Канделябр стоял на последней из длинных ступенек, которые вели к большому алтарю с бронзовыми рогами по углам. Две боковые лестницы поднимались к плоской вершине алтаря. Камней не было видно; алтарь был, точно гора скопившегося пепла, и на нем что-то медленно дымилось. Дальше, над канделябром и гораздо выше алтаря, стоял Молох, весь из железа, с человеческой грудью, в которой зияли отверстия. Его раскрытые крылья простирались по стене, вытянутые руки спускались до земли; три черных камня, окаймленных желтым кругом, изображали на его лбу три зрачка; он со страшным усилием вытягивал вперед свою бычью голову, точно собираясь замычать».

«<…> между ногами колосса зажгли костер из алоэ, кедра и лавров. Длинные крылья Молоха погружались в огонь; мази, которыми его натерли, текли по его медному телу, точно капли пота. Вдоль круглой плиты, на которую он упирался ногами, стоял недвижный ряд детей, закутанных в черные покрывала; несоразмерно длинные руки бога спускались к ним ладонями, точно собираясь схватить этот венец и унести его на небо».

«<…> Наконец, верховный жрец Молоха провел левой рукой по лицам детей под покрывалами, вырывая у каждого прядь волос на лбу и бросая ее в огонь. Жрецы в красных плащах запели священный гимн:

— Слава тебе. Солнце! Царь двух поясов земли, творец, сам себя породивший, отец и мать, отец и сын, бог и богиня, богиня и бог!..

Голоса их потерялись в грохоте музыкальных инструментов, которые зазвучали все сразу, чтобы заглушить крики жертв. Восьмиструнные шеминиты, кинноры о десяти, небалы о двенадцати струнах скрипели, шипели, гремели. Огромные мехи, утыканные трубами, производили острое щелканье; непрерывно ударяемые тамбурины издавали быстрые глухие удары; и среди грома труб сальсалимы трещали, как крылья саранчи.

Рабы, служители храмов, открыли длинными крючками семь отделений, расположенных одно над другим по всему телу Ваала. В самое верхнее положили муку; во второе — двух голубей; в третье — обезьяну; в четвертое — барана; в пятое — овцу. А так как для шестого не оказалось быка, то туда положили дубленную шкуру, взятую из храма. Седьмое отделение оставалось открытым.

Прежде чем что-либо предпринять, нужно было испробовать, как действуют руки идола. Тонкие цепочки, начинавшиеся у пальцев, шли к плечам и спускались сзади; когда их тянули книзу, раскрытые руки Молоха подымались до высоты локтей и, сходясь, прижимались к животу. Их несколько раз привели в движение короткими, прерывистыми толчками. Инструменты смолкли.Пламя бушевало.

<…> Наконец, шатающийся человек с бледным, безобразно искаженным от ужаса лицом толкнул вперед ребенка; в руках колосса очутилась маленькая черная ноша; она исчезла в темном отверстии. Жрецы наклонились над краем большой плиты, и вновь раздалось пение, славящее радость смерти и воскресение в вечности.

Жертвы поднимались медленно, и так как дым восходил высокими клубами, то казалось, будто они исчезали в облаке. Ни один не шевелился; все были связаны по рукам и по ногам; под темными покрывалами они ничего не видели, и их нельзя было узнать.

<…> Медные руки двигались все быстрее и быстрее безостановочным движением. Каждый раз, когда на них клали ребенка, жрецы Молоха простирали на жертву руки, чтобы взвалить на нее преступления народа, и громко кричали: «Это не люди, это быки!» Толпа кругом ревела: «Быки! Быки!» Благочестивые люди кричали: «Ешь, властитель».

<…> Жертвы, едва очутившись у края отверстия, исчезали, как капля воды на раскаленном металле, и белый дым поднимался среди багрового пламени.

Но голод божества не утолялся; оно требовало еще и еще. Чтобы дать ему больше, ему нагружали руки, стянув жертвы сверху толстой цепью, которая их держала. Верные служители Ваала хотели вначале считать число жертв, чтобы узнать, соответствует ли оно числу дней солнечного года; но так как жертвы все прибавлялись, то их уже нельзя было сосчитать среди головокружительного движения страшных рук. Длилось это бесконечно долго, до самого вечера. Потом внутренние стенки отверстий зарделись более темным блеском. Тогда стали различать горевшее мясо. Некоторым даже казалось, что они видят волосы, отдельные члены, даже все тело жертв.

Наступал вечер; облака спустились над головой Ваала. Костер, переставший пылать, представлял собою пирамиду углей, доходивших до колен идола; весь красный, точно великан, залитый кровью, с откинутой назад головой, он как бы шатался, отяжелев от опьянения.

По мере того, как жрецы торопились, неистовство толпы возрастало; число жертв уменьшалось: одни кричали, чтобы их пощадили, другие — что нужно еще больше жертв. Казалось, что стены, покрытые людьми, должны рушиться от криков ужаса и мистического сладострастия. К идолу пришли верующие, таща цеплявшихся за них детей; они били их, чтобы оттолкнуть и передать красным людям. Музыканты останавливались по временам от изнеможения, и тогда слышны были крики матерей и шипение жира, падавшего на угли. Опившиеся беленой ползали на четвереньках, кружились вокруг колосса и рычали, как тигры; Иидоны пророчествовали; обреченные с рассеченными губами пели гимны. Ограду снесли, потому что все хотели принять участие в жертвоприношении; отцы, чьи дети умерли задолго до того, кидали в огонь их изображения, игрушки, их сохранившиеся останки. Те, у кого были ножи, бросались на других, и началась резня. При помощи бронзовых веялок рабы, служители храма, собрали с края плиты упавший пепел и развеяли его по воздуху, чтобы жертвоприношение разнеслось над всем городом и достигло звездных пространств».

Подобно многим другим языческим божествам, упомянутым в Библии, Молох в Средние века был переосмыслен как один из князей ада. Утверждали, что он похищает детей и что самое большое удовольствие ему доставляют материнские слезы.

В классификациях XVI века, соотносящих силу демонов с определенными периодами года, Молох связывается с декабрем. В каббалистической классификации из «Древнего фрагмента “Ключа Соломона”» Молох — один из двух предводителей высшего демонического чина, духов «бунта и безначалия, коих двое вождей, Сатана и Молох, вечно воюют друг с другом». Некоторые современные последователи «пути левого руки» описывают этих двух вождей демонической иерархии как высшее олицетворение двойственности, представленной в едином принципе. Так, по словам Томаса Карлссона,

«…Сатана и Молох, подобно двуликому Янусу, смотрят в противоположные стороны. Один устремил свой взор вовне, на то, что было прежде, на то творение, против которого взбунтовался и от которого теперь освободился маг. Второй — в будущее, на те миры, которые маг (теперь ставший богом) может сотворить сам. Сатана — это «противник», или бунтовщик, восстающих против Творения и тех структур, которые связывают сущее воедино и ограничивают мага. Молох означает «царь» или «господин»; это создатель и правитель новых миров».

Библиография

• Анна Блейз. Демонография. М.: "Ганга", 2012.

Примечания