Прокл
Прокл [греч. Πρόκλος] (8.02.412, Константинополь — 17.04.485, Афины) — греческий философ, неоплатоник, глава Афинской неоплатонической школы, осуществивший синтез важнейших направлений античной философской мысли и мифологической традиции; оказал значительное влияние на христианское богословие, а также на философию средних веков и Ренессанса.
Биография
Основным источником сведений о жизни Прокла является биографическое сочинение его ученика Марина «Прокл, или О счастье», которое дополняют сохранившиеся фрагменты «Философской истории» неоплатоника Дамаския (V -V I вв.). Прокл роился в Константинополе в семье преуспевающего адвоката Патриция и Марцеллы, которые происходили из Ликии, одной из восставших провинций Римской империи. По существовавшему тогда обычаю ликийской знати, они дали сыну римское имя Прокул (Proculus). Как предполагают исследователи, родители Прокла могли переселиться в Константинополь около 369 г., после того как отец философа благодаря семейным или дружественным связям с префектом Востока Флавием Евтолмием Татианом получил высокую должность в римской администрации. Однако после прихода к власти императора Феодосия II (408-450) и появления в 415 г. закона, запрещающего язычникам занимать государственные и судейские должности, семья Прокла была вынуждена вернуться на родину, в ликийский город Ксанф, где «в священной земле Аполлона Мусагета» прошло детство философа.
Именно Ликию, а не Константинополь, Прокл считал родиной, из-за чего впоследствии за ним закрепилось прозвище «Ликийский». Прокл прошел в Ксанфе начальный курс грамматики, а затем был отправлен отцом в Александрию к знаменитому софисту Леонату изучать риторику и право. Быстро достигнув успехов в составлении речей, так что «и товарищи и учителя смотрели на него как на чудо», Прокл вместе с Леонатом приехал в Константинополь, где по какой-то причине — Марин приписывает это явлению богини Афины — принял решение прекратить подготовку к адвокатской карьере и посвятить свою жизнь философии.
Вернувшись в Александрию, Проставил риторику и стал собеседником философов. Он изучал аристотелевскую логику у Олимпиодора, математические науки — у Герона, но вскоре покинул своих наставников, сочтя предлагаемые теми толкования философских текстов недостаточно глубокими. В 430 или 431 г. Прокл отправился изучать философию в Афины, где присоединился к возглавляемой Сирианом платоновской школе. Возводя историю этой школы к Платоновской Академии, афинские платоники в IV -VI вв. иногда именовали ее академией, а ее руководители считали себя «диадохами» Платона, т. е. его преемниками или наследниками.
Вслед, этого Прокл, впоследствии возглавивший Афинскую платоническую школу, часто упоминается в литературе с добавлением титула «Диадох». В Афинах Прокл вместе с престарелым Плутархом Афинским, сыном Нестория, читал и комментировал диалог Платона «Федон» и трактат Аристотеля «О душе». После смерти Плутарха Прокл продолжал занятия под руководством Сириана, вместе с которым в течение 2 лет изучал философию Аристотеля и, утвердившись в ней «словно в малых предварительных таинствах», перешел к «истинным таинствам Платонова учения». Прочитав в установленном порядке все сочинения Платона, Прокл приступил к изучению «Халдейских оракулов» и «Орфической теологии». Однако неожиданная кончина Сириана в 437 г. вынудила молодого философа в неполные 25 лет стать главой Афинской неоплатонической школы и возложить на себя ответственность за организацию учебного процесса.
Справиться с этой задачей ему позволило беспримерное трудолюбие. Он не только проводил занятия с многочисленными учениками, устраивая до 5 лекций ежедневно, но и писал в день не менее 700 строк (20-25 страниц), а вечером посещал других философов и вел с ними долгие беседы. Прокл старался соблюдать обряды всех известных ему религий, за исключением христианства, которое казалось ему безбожием. По его словам, «философ должен быть не только священнослужителем одного какого-нибудь города, но и иереем целого мира». Несмотря на следование пифагорейскому обычаю жить незаметно, Прокл занимал видное положение в афинском обществе, давал советы правителям и участвовал в городских собраниях. Только однажды мирное течение его жизни было прервано преследованием неких «зложелателей», которое вынудило его на год покинуть Афины и уехать в Лидию.
Священнодействиями в честь Матери Богов, принятыми у римлян, а еще до этого у фригийцев, он очищался ежемесячно; египетских недобрых дней остерегался усерднее, чем сами египтяне; а сверх того постился в некоторые особые дни ради являвшихся ему видений. В последний день месяца он никогда ничего не ел и даже заранее не наедался, потому что новолуние праздновал всегда благолепно и пышно. Вообще праздничные дни он отмечал все, даже чужеземные, по установленным их обычаям, и это было у него не поводом для праздности и чревоугодия, как у других, а случаем для общения с богом, песнопений и тому подобного. Свидетельством тому – сами его песнопения, славословящие не только эллинских богов, но и газейского Марна, и аскалонского Асклепия Леонтуха, и Фиандрита, столь почитаемого у арабов, и Исиду, чтимую в Филах, да и всех остальных наперечет. Это было всегдашним обыкновением благочестивейшего мужа: он говорил, что философ должен быть не только священнослужителем одного какого-нибудь города или нескольких, но царем целого мира. Вот каково было его самообладание во всем, что касалось очищения и благолепия.[1]
Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Перевод с древнегреческого М.Л.Гаспарова М.: "Мысль", 1986. С.448.
Целиком отдав себя служению философии, Прокл не имел семьи, однако в общении с людьми был отзывчив и великодушен; он по-отечески заботился о друзьях и об их родственниках и щедро одарял деньгами тех, кто в них нуждаются. Телесные страдания и житейские невзгоды он переносил с терпением и кротостью, которые особенно ярко проявились во время его предсмертной болезни. В течение 3 лет Прокл оставался прикованным к постели, но все равно продолжал писать и давать наставления ученикам, заботясь о том, чтобы платоновская философия не прервалась в Афинах с его смертью. Прокл был похоронен в предместье Афин, у горы Ликабетт, рядом со своим наставником Сирианом. Сообщение Марина о том, что Прокл прожил «полных семьдесят пять лет», входит в противоречие с приводимым в биографии гороскопом философа, по данным которого на момент смерти тому исполнилось 73 года.
Скончался он на двадцать четвертом году после царствования Юлиана, при афинском архонте Никагоре Младшем, в семнадцатый день аттического мунихиона, римского же апреля. Тело его прибрали по афинскому старинному обряду, как о том и сам он распорядился перед смертью: никто на свете так не заботился о воздании долга усопшим, как этот блаженные муж. Ни один привычный афинский обряд не оставлял он без внимания, каждый год он обходил в урочные дни гробницы аттических героев, а потом философов, а потом других своих друзей и близких, и все уставные обряды творил перед ними не через помощников, а сам. Отслужив перед каждым, он возвращался в Академию и там в некотором месте приносил умилостивительные жертвы душам предков и всех родичей порознь, а потом в другом месте – душам философов совокупно, и, наконец, в третьем избранном месте благочестивейший муж воздавал почитание душам всех усопших вообще. Так и теперь его тело прибрали, как сказал я, по его завету, вынесли на дружеских руках и погребли в восточном предместье Афин близ Ликабетта, рядом с наставником его Сирианом – так завещал ему когда-то сам Сириан, нарочно отведя под могилы их двойной участок, а когда потом благочестивый Прокл заколебался, прилично ли это, Сириан уже умерший, явился ему во сне, упрекая за такие его помыслы. На гробнице Прокла вырезана надпись в четыре стиха, которые он сам сочинил:
Я – из Линии Прокл, а воспитан я был Сирианом,
Чтобы наставнику вслед здесь же наставником стать
Общая наши тела покрывает могильная насыпь –
Общий посмертный приют две успокоил души.
Год его кончины был отмечен знамениями: случилось затмение солнца, и такое, что настала ночь среди дня и в глубоком мраке стали видны звезды. Солнце в это время находилось в знаке Козерога, в восточном средоточии. Звездоведы отметили и другое затмение, которому предстояло случиться по миновании года. Небесные эти события скорбно знаменуют земные события, явственно означая утрату и конец светоча в философии.[2]
Там же. С.454.
Учениками Прокла были математик и философ Марин из Самарии, ставший его преемником на посту руководителя Афинской школы; Аммоний, сын Гермия, будущий глава Александрийской неоплатонической школы; Архиад, потомок Плутарха Афинского; Исидор, Зенодот, Гегий, Руфин и многие другие.
Сочинения
Хронологический порядок сочинений Прокла точно не установлен. Известно, что к 28 годам он уже был автором «Комментария к Тимею», работу над которым начал еще во время обучения у Сириана, взяв за основу лекции учителя, а ближе к концу жизни написал «Платоновскую теологию». Сохранившиеся до настоящего времени произведения Прокла составляют не более трети от всего его письменного наследия; остальные сочинения были либо полностью утрачены, либо представлены ныне в виде немногочисленных фрагментов. Все письменное наследие Прокла, включая несохранившиеся и частично сохранившиеся сочинения, можно условно разбить на четыре группы:
:1. Систематические произведения: «Начала физики» — изложение аристотелевского учения о движении в виде 52 теорем. «Начала теологии» — основные положения неоплатонической метафизики в 211 теоремах. «Платоновская теология» — опирающееся на платоновские тексты обстоятельное описание иерархии божественных причин в 6 книгах (возможно, не оконченное). В латинском переводе Вильгельма из Мёрбеке сохранились 3 трактата (Tria opuscula), посвященные обсуждению отдельных философских проблем: «Десять сомнений относительно промысла» (De decern dubitationibus circa providentiam), «О промысле и судьбе» (De providentia et fato) и «О существовании зла» (De malorum subsistentia).
:2. Комментарии к произведениям Платона, Аристотеля, Плотина и других авторов (большинство утрачены): Комментарии к диалогам «Алкивиад», «Тимей», «Парменид», «Кратил», «Государство» (к разным книгам).
:3. Сочинения по физике, математике и астрономии: «Комментарий к первой книге Начал Евклида», «Очерк астрономических теорий» (в 7 книгах). «О вечности мира против христиан», содержит 18 доказательств вечности мира. «О месте», в к-ром представлена теория пространства как бестелесного света. «Письмо к Аристоклу», посвященное рассмотрению небесных тел и четырех элементов. «Уранодром», астрологический трактат о движении звезд и зодиаке.
:4. Религиозно-теургические произведения: Сохранилось 7 гимнов богам. В виде фрагментов дошли сочинения «О священном искусстве эллинов» и «Извлечения из халдейской философии».
Прокл, по свидетельству своего биографа и ученика, тоже неоплатоника, Марина (Vita Procl. 6), с юности находился под влиянием Аполлона Мусагета, совмещая в себе любовь к философии и поэзии, причем о приверженности к последней говорят приписываемые ему эпиграммы (одна — эпитафия для собственного надгробия31, другая, посвященная Дионису (Orphica, р. 276 Abel; Prodi Hymni/Ed. E. Vogt. P. 34), была издана Ф. д'Орвиллем в 1783 г. и впервые включена в греческую антологию Ф. Якобсом32.
В жизнеописании Марина, особенно выделяются черты, указывающие на «внешнее совершенство» Прокла, на его телесную красоту («душа его цвела в теле, как некий жизненный цвет, испуская дивное сияние, с трудом изобразимое словами»). Прокл, по словам Марина, «был так красив, что образ его не давался никакому живописцу», причем ему была присуща и «справедливость телесная», то есть отменное здоровье (Vita Procl. 3). Марин создает идеальный портрет философа, образцового в единстве своей внутренней и внешней красоты, в своей калокагатии, который сроднился с высшей истиной, справедливостью, мужеством, умеренностью, добротой и обладал необычной восприимчивостью, редкой силой памяти, чуждался неизящного и грубого. Отсюда особое почтение Прокла к богине Афине, явившейся ему во сне и призвавшей его заняться философией, а также к Аполлону Мусагету, способствовавшему Проклу быть «первым во всех науках» (6), чему помогло также явление Телесфора-Свершителя или самого Зевса в облике светоносного юноши (7). Являлись философу и светоносные призраки Гекаты, способствуя его мантическому дару. Его возлюбили Асклепий, Пан и Великая матерь богов. В молодые годы, еще до занятий философией, Прокл усердно занимался у грамматика Ориона и особенно увлекался риторикой (8), без чего тогда немыслимо было быть поэтом. Восприимчивость Прокла, «ясность умозрения», «бессонные труды и заботы» в изучении Платона привели к тому, что уже к 28 годам он написал «блестящие и полные учености» комментарии к платоновскому «Тимею» (13). Афина и Аполлон, философия
и поэзия, неизменно сопровождают Прокла. Неудивительно, что он обращается к богам с песнопениями, славословит эллинских и чужеземных богов (17, 19), умеряет боли и недуги гимнами богам, которые пели его ученики, причем сам он, будучи тяжко больным, подсказывал поющим слова гимнов и Орфеевых стихов (20), толковал оракулы, в сорок лет дважды произнес провидческие стихи о своей собственной судьбе (28) и даже сочинил себе эпитафию (36). В гимнах мысль философа движется от наиобщего представления о космосе и космической жизни в Гелиосе-Аполлоне (гимн I) к вполне единичным, конкретным ее проявлениям в других богах. Эйдос, или
форма, избранная Проклом, не просто дань гимнической традиции. Тяготы бытия, страсти «оматерьяленного» мира являются реальным поводом к созданию гимнов, с вполне жизненной картиной взаимоотношений философа и его высоких покровителей. Действующие лица гимнов — сам Прокл и боги, которые вполне отвечают и потребностям мифотворчества эпохи, и личным чувствам Прокла.
Изучая гимнографию Прокла, мы не можем не учитывать характерной для его теории триадичности, когда каждая категория мирового бытия рассматривается философом как определенный элемент триады, пронизывающей сверху донизу всю иерархийность этого бытия.
Триада состоит из следующих элементов. Первый элемент — пребывание в себе (monë), неделимое единство, общее начало. Второй элемент — выступление из себя, эманация (proodos), переход во множественное, материальное начало. Третий элемент — возвращение в себя (epistrophë), в единство из множественности, то есть состояние единораздельного эйдоса. Эта триадичность свойственна Единому, Уму и Мировой Душе, ею пронизан весь мифологический мир философских сочинений и гимнов Прокла.
В гимнах мифологическая триада Прокла, основанная на умной светоносной демиургии (Гелиос-Аполлон), умном светоносном знании (Афина), умной светоносной красоте (Афродита), становится триадой повторяющихся гимнических восхвалений.
Философская гимнография поддерживалась и практикой философских школ, когда совместные трапезы и празднества нуждались в
своей, объединяющей учителя и учеников, высокой поэзии, что можно было заметить на примере известного гимна к Зевсу стоика Клеанфа.
Гимнические опыты Прокла — это размышления человека, углубленного в науку, нашедшего в ней единственный смысл жизни и просящего о помощи богов, покровительствующих философским умозрениям.
Гимны Прокла, дошедшие полностью, посвящены Гелиосу (I), Афродите (II), Музам (III), всем богам (IV), ликийской Афродите (V), Гекате и Янусу (VI), многомудрой Афине (VII). От гимна к Дионису (VIII) дошел фрагмент в виде одной строки.
Выбор божественных адресатов в гимнах указывает на стремление возвести отдельные части бытия к мировому целому. Этот очевидный универсализм конца античности особенно заметен в том, что в гимнах отсутствует Зевс и все его функции переданы Гелиосу, объединяющему в себе демиургическую мощь Зевса, Аполлона и солнца.
Гимны I, III, IV, VI, VII представляют определенное единство, не нарушаемое появлением Гекаты и Януса, так как Гекате были присущи
издревле и благодетельные функции (охота, пастушество, общественная деятельность человека; Гесиод, Теогония 421—452), а Янус —
двуликое и даже четырехликое божество, следящее за внутренней и внешней упорядоченностью государства, держатель ключей 365 дней,
типичное божество Римской империи, гражданином которой был Прокл. Гимны к Афродите (II и V) воспевают небесную и земную любовь, ведущую к свету и очищению.
Сама тема просветления, восхождения к светоносному источнику очищения теснейшим образом переплетается с развитием мысли философа, стремящегося к чистому знанию. Поэтому в гимнах воспевается и восхваляется светоносная демиургия, мысль и красота. В этом отношении
замечателен гимн I к Солнцу (Гелиосу).