Прокл
Прокл [греч. Πρόκλος] (8.02.412, Константинополь — 17.04.485, Афины) — греческий философ, неоплатоник, глава Афинской неоплатонической школы, осуществивший синтез важнейших направлений античной философской мысли и мифологической традиции; оказал значительное влияние на христианское богословие, а также на философию средних веков и Ренессанса.
Биография
Основным источником сведений о жизни Прокла является биографическое сочинение его ученика Марина «Прокл, или О счастье», которое дополняют сохранившиеся фрагменты «Философской истории» неоплатоника Дамаския (V -V I вв.). Прокл родился в Константинополе в семье преуспевающего адвоката Патриция и Марцеллы, которые происходили из Ликии, одной из восставших провинций Римской империи. По существовавшему тогда обычаю ликийской знати, они дали сыну римское имя Прокул (Proculus). Как предполагают исследователи, родители Прокла могли переселиться в Константинополь около 369 г., после того как отец философа благодаря семейным или дружественным связям с префектом Востока Флавием Евтолмием Татианом получил высокую должность в римской администрации. Однако после прихода к власти императора Феодосия II (408-450) и появления в 415 г. закона, запрещающего язычникам занимать государственные и судейские должности, семья Прокла была вынуждена вернуться на родину, в ликийский город Ксанф, где «в священной земле Аполлона Мусагета» прошло детство философа. Прокл, по свидетельству своего биографа Марина, с юности находился под влиянием Аполлона Мусагета, совмещая в себе любовь к философии и поэзии, причем о приверженности к последней говорят приписываемые ему эпиграммы (одна — эпитафия для собственного надгробия, другая — посвященная Дионису.
Именно Ликию, а не Константинополь, Прокл считал родиной, из-за чего впоследствии за ним закрепилось прозвище «Ликийский». Прокл прошел в Ксанфе начальный курс грамматики, а затем был отправлен отцом в Александрию к знаменитому софисту Леонату изучать риторику и право. Быстро достигнув успехов в составлении речей, так что «и товарищи и учителя смотрели на него как на чудо», Прокл вместе с Леонатом приехал в Константинополь, где по какой-то причине — Марин приписывает это явлению богини Афины — принял решение прекратить подготовку к адвокатской карьере и посвятить свою жизнь философии.
Вернувшись в Александрию, Проставил риторику и стал собеседником философов. Он изучал аристотелевскую логику у Олимпиодора, математические науки — у Герона, но вскоре покинул своих наставников, сочтя предлагаемые теми толкования философских текстов недостаточно глубокими. В 430 или 431 г. Прокл отправился изучать философию в Афины, где присоединился к возглавляемой Сирианом платоновской школе. Возводя историю этой школы к Платоновской Академии, афинские платоники в IV -VI вв. иногда именовали ее академией, а ее руководители считали себя «диадохами» Платона, т. е. его преемниками или наследниками.
Вслед, этого Прокл, впоследствии возглавивший Афинскую платоническую школу, часто упоминается в литературе с добавлением титула «Диадох». В Афинах Прокл вместе с престарелым Плутархом Афинским, сыном Нестория, читал и комментировал диалог Платона «Федон» и трактат Аристотеля «О душе». После смерти Плутарха Прокл продолжал занятия под руководством Сириана, вместе с которым в течение 2-х лет изучал философию Аристотеля и, утвердившись в ней «словно в малых предварительных таинствах», перешел к «истинным таинствам Платонова учения». Прочитав в установленном порядке все сочинения Платона, Прокл приступил к изучению «Халдейских оракулов» и «Орфической теологии». Однако неожиданная кончина Сириана в 437 г. вынудила молодого философа в неполные 25 лет стать главой Афинской неоплатонической школы и возложить на себя ответственность за организацию учебного процесса.
Справиться с этой задачей ему позволило беспримерное трудолюбие. Он не только проводил занятия с многочисленными учениками, устраивая до 5 лекций ежедневно, но и писал в день не менее 700 строк (20-25 страниц), а вечером посещал других философов и вел с ними долгие беседы. Прокл старался соблюдать обряды всех известных ему религий, за исключением христианства, которое казалось ему безбожием. По его словам, «философ должен быть не только священнослужителем одного какого-нибудь города, но и иереем целого мира». Несмотря на следование пифагорейскому обычаю жить незаметно, Прокл занимал видное положение в афинском обществе, давал советы правителям и участвовал в городских собраниях. Только однажды мирное течение его жизни было прервано преследованием неких «зложелателей», которое вынудило его на год покинуть Афины и уехать в Лидию.
Священнодействиями в честь Матери Богов, принятыми у римлян, а еще до этого у фригийцев, он очищался ежемесячно; египетских недобрых дней остерегался усерднее, чем сами египтяне; а сверх того постился в некоторые особые дни ради являвшихся ему видений. В последний день месяца он никогда ничего не ел и даже заранее не наедался, потому что новолуние праздновал всегда благолепно и пышно. Вообще праздничные дни он отмечал все, даже чужеземные, по установленным их обычаям, и это было у него не поводом для праздности и чревоугодия, как у других, а случаем для общения с богом, песнопений и тому подобного. Свидетельством тому – сами его песнопения, славословящие не только эллинских богов, но и газейского Марна, и аскалонского Асклепия Леонтуха, и Фиандрита, столь почитаемого у арабов, и Исиду, чтимую в Филах, да и всех остальных наперечет. Это было всегдашним обыкновением благочестивейшего мужа: он говорил, что философ должен быть не только священнослужителем одного какого-нибудь города или нескольких, но царем целого мира. Вот каково было его самообладание во всем, что касалось очищения и благолепия.[1]
Целиком отдав себя служению философии, Прокл не имел семьи, однако в общении с людьми был отзывчив и великодушен, он по-отечески заботился о друзьях и об их родственниках и щедро одарял деньгами тех, кто в них нуждаются. Телесные страдания и житейские невзгоды он переносил с терпением и кротостью, которые особенно ярко проявились во время его предсмертной болезни. В течение 3-х лет Прокл оставался прикованным к постели, но все равно продолжал писать и давать наставления ученикам, заботясь о том, чтобы платоновская философия не прервалась в Афинах с его смертью. Прокл был похоронен в предместье Афин, у горы Ликабетт, рядом со своим наставником Сирианом. Сообщение Марина о том, что Прокл прожил «полных семьдесят пять лет», входит в противоречие с приводимым в биографии гороскопом философа, по данным которого на момент смерти тому исполнилось 73 года.
Скончался он на двадцать четвертом году после царствования Юлиана, при афинском архонте Никагоре Младшем, в семнадцатый день аттического мунихиона, римского же апреля. Тело его прибрали по афинскому старинному обряду, как о том и сам он распорядился перед смертью: никто на свете так не заботился о воздании долга усопшим, как этот блаженные муж. Ни один привычный афинский обряд не оставлял он без внимания, каждый год он обходил в урочные дни гробницы аттических героев, а потом философов, а потом других своих друзей и близких, и все уставные обряды творил перед ними не через помощников, а сам. Отслужив перед каждым, он возвращался в Академию и там в некотором месте приносил умилостивительные жертвы душам предков и всех родичей порознь, а потом в другом месте – душам философов совокупно, и, наконец, в третьем избранном месте благочестивейший муж воздавал почитание душам всех усопших вообще. Так и теперь его тело прибрали, как сказал я, по его завету, вынесли на дружеских руках и погребли в восточном предместье Афин близ Ликабетта, рядом с наставником его Сирианом – так завещал ему когда-то сам Сириан, нарочно отведя под могилы их двойной участок, а когда потом благочестивый Прокл заколебался, прилично ли это, Сириан уже умерший, явился ему во сне, упрекая за такие его помыслы. На гробнице Прокла вырезана надпись в четыре стиха, которые он сам сочинил:
Я – из Линии Прокл, а воспитан я был Сирианом,
Чтобы наставнику вслед здесь же наставником стать
Общая наши тела покрывает могильная насыпь –
Общий посмертный приют две успокоил души.
Год его кончины был отмечен знамениями: случилось затмение солнца, и такое, что настала ночь среди дня и в глубоком мраке стали видны звезды. Солнце в это время находилось в знаке Козерога, в восточном средоточии. Звездоведы отметили и другое затмение, которому предстояло случиться по миновании года. Небесные эти события скорбно знаменуют земные события, явственно означая утрату и конец светоча в философии.[2]
Учениками Прокла были математик и философ Марин из Самарии, ставший его преемником на посту руководителя Афинской школы; Аммоний, сын Гермия, будущий глава Александрийской неоплатонической школы; Архиад, потомок Плутарха Афинского; Исидор, Зенодот, Гегий, Руфин и многие другие.
Сочинения
Хронологический порядок сочинений Прокла точно не установлен. Известно, что к 28 годам он уже был автором «Комментария к Тимею», работу над которым начал еще во время обучения у Сириана, взяв за основу лекции учителя, а ближе к концу жизни написал «Платоновскую теологию». Сохранившиеся до настоящего времени произведения Прокла составляют не более трети от всего его письменного наследия; остальные сочинения были либо полностью утрачены, либо представлены ныне в виде немногочисленных фрагментов. Все письменное наследие Прокла, включая несохранившиеся и частично сохранившиеся сочинения, можно условно разбить на четыре группы:
:1. Систематические произведения: «Начала физики» — изложение аристотелевского учения о движении в виде 52-х теорем. «Начала теологии» — основные положения неоплатонической метафизики в 210 теоремах. «Платоновская теология» — опирающееся на платоновские тексты обстоятельное описание иерархии божественных причин в 6 книгах (возможно, не оконченное). В латинском переводе Вильгельма из Мёрбеке сохранились 3 трактата (Tria opuscula), посвященные обсуждению отдельных философских проблем: «Десять сомнений относительно промысла» (De decern dubitationibus circa providentiam), «О промысле и судьбе» (De providentia et fato) и «О существовании зла» (De malorum subsistentia).
:2. Комментарии к произведениям Платона, Аристотеля, Плотина и других авторов (большинство утрачены): Комментарии к диалогам «Алкивиад», «Тимей», «Парменид», «Кратил», «Государство» (к разным книгам).
:3. Сочинения по физике, математике и астрономии: «Комментарий к первой книге Начал Евклида», «Очерк астрономических теорий» (в 7 книгах). «О вечности мира против христиан», содержит 18 доказательств вечности мира. «О месте», в котором представлена теория пространства как бестелесного света. «Письмо к Аристоклу», посвященное рассмотрению небесных тел и четырех элементов. «Уранодром», астрологический трактат о движении звезд и зодиаке.
:4. Религиозно-теургические произведения: Сохранилось 7 гимнов богам. В виде фрагментов дошли сочинения «О священном искусстве эллинов» и «Извлечения из халдейской философии».
Гимнография Прокла
Сложную картину стилистической манеры Прокла рисует А. Ф. Лосев, подчеркивая в стиле Прокла «четкий философский язык, местами доходящий до изложения в виде геометрических теорем и доказательств», «пафос и экстаз рассудочности», «безудержную схоластику», «страстную влюбленность в логические деления»[3].
В гимнической поэзии Прокла «ученая», изысканная манера, характерная вообще для его эпохи, неразрывна с «искренним» и «личным» чувством философа. До нашего времени дошло полностью семь гимнов Прокла, небольших произведений, где тонкость философской мысли органично переплетается с патетикой, проникающей в глубины космического и божественного бытия: Гелиосу, к Афродите, к Музам, ко всем богам, к Ликийской Афродите, к Гекате и Янусу, к премудрой Афине. Эти гимны, написанные гомеровским гекзаметром, обращают на себя внимание орфическим содержанием, которое воплощается в призывах к богам дать нам «избегнуть чёрного зла рождений».
Мысль философа движется от наиобщего представления о космосе, о космической жизни в Гелиосе-Аполлоне к вполне единичным, конкретным ее проявлениям в других богах. Эйдос, или форма, избранная Проклом, — не просто дань гимнической традиции. Тяготы бытия, страсти мира являются реальным поводом к созданию гимнов. Образы гимнов — сам Прокл и боги, которые вполне отвечают потребностям мифотворчества эпохи и личным чувствам Прокла.
В гимнографии Прокла, нельзя не учитывать характер его теории, когда каждая категория мирового бытия рассматривается философом как определенный элемент триады, пронизывающей сверху донизу всю иерархичность этого бытия. Каждая триада состоит из следующих элементов: первый элемент — пребывание в себе, неделимое единство, общее начало, второй элемент — выступление из себя, эманация, переход во множественное, материальное начало, третий элемент — возвращение в себя, в единство из множественности, т. е. состояние единораздельного эйдоса. Эта триадичность свойственна Единому, Уму и Мировой Душе.
В гимне I поэт просит Аполлона-Гелиоса очистить от всякого греха или заблуждения, избавить от скверны или позора, спасти от карающих богинь, погибели, ниспослать душе чистый свет, рассеять мрак, подать здоровье, славу, благочестие и счастье, заботу о дарах муз. Здесь все просьбы поэта соответствуют катартическим, очистительным функциям Аполлона-Солнца и не являются случайными. Аполлон-Гелиос очищает от любой скверны, даруя тем самым духовное и физическое здоровье, что и составляет счастье для поэта как служителя муз.
Мысленного огня властелин, о Титан златобраздый.
Царь светодатец, внемли, о владетель ключа от затвора
Животворящей криницы, о ты, кто гармонию свыше
Льешь на миры матерьяльные вниз богатейшим потоком!
<...>
Если захочешь, то дай, о владыка, - ведь с легкостью можешь
Все, что желаешь, свершить, - беспредельно могучий и властный!
Если же звезд веретена в своем круговом обращенье
Нити такого несчастья несут - о будь мне защитой!
Сам это зло отврати ударом своим всемогущим![4]
В гимне II «К Афродите» поэт просит направить его на правильный путь жизни , избавляя от холодной страсти недозволенных желаний.
Слух и ко мне преклони, мой жизненный путь многотрудный
Сделай прямым справедливыми стрелами мне, о царица!
Всех недостойных страстей уйми леденящую силу!
В гимне III «К музам» и в гимне VI «К Гекате и Янусу» поэт жаждет достичь «света» и просит богов спасти его от рода людей, не боящихся богов, который он также именует «темным родом». Видимо, Прокл имеет в виду непросвещенных, а значит, охваченных темными страстями люден. Но не исключена возможность и того, что под этим темным и не боящимся богов родом людей следует понимать христиан, враждебных языческому философу.
Свет воспеваем, подъемлющий смертных горе, воспеваем
Девять дщерей великого Зевса прекрасноголосых!
Души людей, кои жизнь, полонивши ввергает в глубины,
Могут они избавлять от скорбей, землеродным присущих (К музам)
Свет драгоценный, рождений же черного зла да избегнуть!
О, умоляю, подайте мне руку, повейте мне ветром,
Что в благочестия гавань доставит страдавшего много.
Радуйся, матерь богов многославная, с добрым потомством!
Радуйся ты, о Геката преддверная, мощная силой!
Радуйся сам Иан прародитель, о Зевс высочайший! (К Гекате и Янусу)
В гимне IV «Общий гимн к богам» вообще отсутствует традиционная композиция и вступительная инвокация сразу же смыкается с молитвенной просьбой поэта в духе необычно личностного обращения. Здесь также поиски света и таинств, даруемых богами светлой мудрости, но здесь же и страх перед блужданием в волнах «холодного рода» и перед «житейскими узами».
В гимне V «К Афродите Ликийской» Прокл вспоминает о том, что и он сам по крови ликиец, т. е. родня богини. А это дает ему возможность просить Афродиту вознести его душу от стыда к великой красоте , избегая губительного жала страсти.
Пышную поросль пустил - блестящее мыслью потомство,
И наступило повсюду спокойствие мирное в жизни.
Ныне молю, о царица, прими величанье, как жертву!
Я ведь и сам, как и ты, ликийцем являюсь по крови.
Душу мою вознеси к красоте от уродства земного,
Да избежит она злостного жала постыдных порывов!
Важное место в гимнах занимают личные просьбы философа. Их главная концентрация в гимнах, обрамляющих известный нам ряд — в гимне I и гимне VII — к Гелиосу и Афине как универсальным неоплатоническим божествам, возводящим отдельные части бытия к мировому целому. Просьбы эти в основном духовного плана, в то время как и в гомеровских, и в орфических гимнах просьбы ограничиваются несколькими заключительными стихами с почти одинаковым набором житейских общедоступных благ.
Учение. Основные принципы
Основу философии Прокла составляет общая для неоплатонизма убежденность в том, что всё устанавливаемое разумом сообразно законам логики имеет прямое соответствие в действительности, так что если некую вещь А можно помыслить и определить без учета В, а В невозможно ни помыслить, ни определить без А, то это означает, что А является не только логическим, но и онтологическим условием В.
Но быть онтологическим условием, или причиной бытия, некоей вещи означает обладать бытием в большей степени, нежели она, потому что наделить нечто существованием может только то, у чего бытия больше. Отсюда следует другой важный принцип неоплатонической философии, полностью разделяемый Проклом, — составляющие мир вещи не равны друг другу по природе, но среди них есть как лучшие, так и худшие, как более, так и менее совершенные, существующие как в большей, так и в меньшей степени.
Прокл показывает, что если мир организован иерархически, в виде непрерывной последовательности причин и следствий, то он по необходимости должен происходить от одной-единственной первой причины, которая не может быть не чем иным, кроме как простым единством. Всякое множество вторично по отношению к единому, поскольку, чтобы существовать в качестве множества, оно должно обладать предикатом единства.
Но множество не может само наделить себя предикатом единства, поскольку не является единым по сущности. Поэтому указанный предикат происходит от чего-то другого, что обладает единством благодаря самому себе, по самой своей природе, иными словами — от «самого по себе Единого». Само по себе Единое оказывается онтологическим условием множества, а значит, существует прежде него и принадлежит более высокому уровню реальности.
Но если «всякое множество вторично по отношению к Единому», то отсюда следует, что первая причина мира не может быть ни объединением нескольких единиц, ни состоящим из множества частей единым, но должна представлять собой абсолютное единство, полностью лишенное множественности, т. е. быть единым не предикативно, но по сущности.
Учение об Едином
По убеждению Прокла, наиболее полным описанием первой причины мира служит 1-я гипотеза платоновского диалога «Парменид», которая, говоря о Едином самом по себе, показывает, что относительно такого Единого необходимо отрицать все определения, откуда следует, что оно не причастно бытию, и его невозможно ни познать, ни высказать. В сочинении «Комментарий к Пармениду» Прокл предостерегает читателей от того, чтобы по примеру прежних толкователей Платона считать этот вывод доказательством невозможности или нереальности Единого.
По его словам, 1-ая гипотеза отрицает относительно Единого только бытие в смысле сущности, указывая на отсутствие у него какой-либо умопостигаемой формы и идеи. Однако в диалоге «Парменид» не подвергается сомнению тот факт, что Единое «обладает ипостасью», т. е. представляет собой некую самостоятельную реальность, о которой, правда, невозможно сказать, что она такое.
Установив таким образом различие между бытием в смысле ипостаси и бытием в смысле сущности и показав, что Единое не существует только во 2-м смысле слова, как некая умопостигаемая определенность и идея, Прокл заключает, что отсюда следует одно из двух: Единое либо ниже и хуже умопостигаемого бытия (как материя и становление), либо превосходит его в качестве причины, потому что любая причина· не является ничем из того, что из нее происходит.
Происхождение многого из Единого
Абсолюту не подходит в строгом смысле и имя «причина», поскольку бытие причиной подразумевает соотнесенность с тем, что из нее происходит, а Абсолют не может быть соотнесен с более низкими уровнями реальности, т. к. это нарушило бы его первичность и обособленность по отношению ко всему существующему.
Исходя из этих соображений, Прокл в некоторых сочинениях предлагает называть само по себе Единое не «Единым», а «Сверхъединым», и не«причиной», а «предпричиной», «сверхпричиной» и «беспричинно причиняющим». Но если Единое, взятое само по себе, не является причиной, т. е. не имеет внутренней необходимости давать начало чему-то иному по сравнению с самим собой, то откуда тогда появляется мир, сущее? Как может возникнуть нечто, отличающееся от Единого, если любое отступление от единства равносильно утрате бытия?
Для того чтобы произойти от Единого, сущее должно одновременно и отличаться от него, и сохранять сходство с ним, иными словами, быть одновременно и единым, и не-единым. Но превосходящая всякую противоположность природа Абсолюта не допускает наряду с собой ничего иного, следов., ничто не-единое возникнуть попросту не может. Так перед Проклом, как и перед неоплатонизмом в целом, встает проблема происхождения мира из трансцендентного начала.
В решении апории трансцендентного начала Прокл следует за Плотином, утверждавшим, что единственный способ, каким Единое может производить из себя мир без вреда для собственной трансцендентности,— это производить его ненамеренно, в качестве побочного продукта собственного бытия. Только в этом случае Единое могло бы давать начало множеству сущих, само не будучи по природе причиной того, что из него происходит.
Повторяя эту мысль Плотина, Прокл утверждает, что любая трансцендентная причина «производит свои ближайшие и более отдаленные следствия, пребывая в самой себе». Это означает, в частности, что Единое порождает мир не в результате целенаправленного решения или действия, не путем изменения или превращения во что-то иное, а самим своим бытием, просто оставаясь тем, что оно есть, — так же как солнце излучает свет не с целью осветить окружающие предметы, а потому, что в этом состоит его бытие. Такой способ порождения свойственен любому совершенному существу, достигшему полной реализации своей природы.
От избытка собственной полноты оно начинает распространять свою сущность вовне, на окружающие вещи, делясь с ними своим совершенством. Оно словно бы воспроизводит, повторяет себя в ином, превращая его в свое подобие и отражение, так что возникающая в результате реальность оказывается «во вторую очередь тем, чем породившая ее причина является в первую очередь». Так и Единое, выступая за свои границы и продолжая себя туда, где его нет, в область не-единого, создает в качестве отражения самого себя все многообразие сущих.
Теория приобщения
В иерархической системе Прокла каждый вышестоящий уровень реальности выступает в роли трансцендентного начала по отношению к нижестоящему, поэтому описанный способ порождения характерен не только для Единого, но и для любой другой ипостаси, обладающей совершенством и благостью:
«Как единое начало всего в целом единообразно гипостазирует все сущее в силу собственной благости, так и следующие за ним начала в силу собственного совершенства спешат породить то, что уступает их сущности».
Порождение трансцендентной причиной ее многочисленных следствий обычно описывается Проклом в терминах теории приобщения, впервые введенной в неоплатонизм Ямвлихом. Суть этой теории Прокл формулирует следующим образом:
«...всё неприобщимое дает от себя существование приобщимому, и все приобщимые ипостаси восходят к неприобщимым сущностям».
«Неприобщимым» Прокл называет трансцендентную причину, которая, воспроизводя себя во множестве следствий, остается недосягаемой для них в своем бытии и никак не затронутой процессом порождения. Термином «приобщимое» он обозначает отблеск и отражение трансцендентного принципа в порожденных этим принципом вещах. Сами же вещи, несущие на себе это отражение и уподобляющиеся через него породившей причине, Прокл называет «приобщающимся».
Смысл этих 3 моментов единого процесса приобщения философ поясняет на примере отражения предмета в зеркале. Сам предмет, с которым при отражении ничего не происходит, соответствует неприобщимой причине, его возникающее в зеркале отражение представляет собой «приобщимое», зеркальная же поверхность выступает в качестве «приобщающегося». Это сравнение показывает, почему следствия не могут в полной мере воспроизвести сущность причины. Зеркальное отражение оказывается «хуже» и «слабее» своего реального прообраза, потому что, в отличие от него, не обладает самостоятельным существованием, но принадлежит поверхности зеркала, неспособной отразить 3-мерный предмет во всей его полноте.
Законы непрерывности
Введение 2 модусов бытия причины существенно изменило традиционную для неоплатонизма 3-уровневую систему реальности, приведя к увеличению общего числа составляющих ее ипостасей. Так, помимо Души, одушевляющей тело космоса и потому являющейся «приобщимой», в системе Прокла появилась «неприобщимая» Душа, которая не только не одушевляет никакое тело, но и не вступает с ним ни в какие отношения.
Точно так же и Ум разделился на 2 ипостаси: на существующий независимо от Души и на представляющий собой ее имманентную познавательную способность. Удвоение ипостасей, в свою очередь, повлекло за собой их обособление друг от друга: вышестоящие уровни реальности теперь присутствовали в нижестоящих не непосредственно, как это было у ранних неоплатоников, а через свои приобщимые отражения. Подобное замыкание каждой ипостаси в границах собственной природы лишало систему Прокла единства и вынуждало его искать специальные правила, гарантирующие непрерывность перехода с одного уровня на другой.
Одним из таких правил стал закон непрерывности, согласно которому, всякая трансцендентная причина, порождающая следствия самим своим бытием, «гипостазирует подобное себе прежде неподобного», так что «всякое исхождение совершается через подобие вторичного первичному».
Как поясняет Прокл, несмотря на то, что следствия всегда уступают причине в своем бытии, они должны быть похожими на нее настолько, чтобы иметь возможность «соприкоснуться» со своим истоком, т. е. уподобиться ему до такой степени, чтобы границы их природ совпали и между ними «не было бы ничего, кроме того лишь, что они разные». Только когда нижняя граница причины будет совпадать с верхней границей следствия, вся многоуровневая система реальности окажется единой и непрерывной, невзирая на непроницаемость друг для друга отдельных ипостасей.
Горизонтально-вертикальное исхождение
Прокл заметил, что неприобщимая причина отличается от своих приобщимых отражений в 2 отношениях: если неприобщимое едино и существует само по себе, то приобщимое является множественным и принадлежат некоему внешнему по отношению к причине подлежащему. Это делает невозможным непосредственный переход между ними и требует введения сущностей-посредников, которые, с одной стороны, составляли бы множество, а с другой стороны, обладали бы таким же самостоятельным существованием, как и причина.
В результате у Прокла появляются 2 вида приобщимых сущностей, один из которых он называет «самосовершенными ипостасями», а другой — «отражениями» или «отблесками». Разница между ними состоит в том, что первые не зависят от приобщающегося к ним подлежащего и существуют сами по себе, тогда как вторые принадлежат иному и существуют исключительно в нем:
«Всякая начальная монада гипостазирует двоякое число следствий: множество самосовершенных ипостасей и множество отблесков, получивших ипостась в другом».
Систему горизонтально-вертикальных исхождений можно представить с помощью схемы, где по вертикали изображены основные неоплатонические уровни реальности — Единое, Бытие, Жизнь, Ум, Душа и телесный Космос, а по горизонтали показано внутреннее устройство каждой из них, которое включает неприобщимую причину и множество порождаемых ею самосовершенных приобщимых ипостасей.
Горизонтально-вертикальное исхождение соответствует 2 видам энергии неприобщимой причины, о которых говорил еще Плотин: внутренней, называемой также «энергией сущности», и внешней, «исходящей из сущности». Первая энергия, в которой причина реализует свою сущность и природу, приводит к обнаружению и актуализации ее скрытой множественности, отчего она, подобно роду, начинает делиться на виды. Вторая позволяет причине уподоблять себе свое инобытие, создавая новые, уступающие ей уровни реальности.
Двум видам приобщимых сущностей соответствуют 2 вида приобщения:
- 1. Когда приобщающееся подлежащее соединяется с самосовершенными ипостасями.
- 2. Когда оно принимает в себя несовершенные «отблески» вышестоящей реальности.
Иерархия причин
В непрерывной цепи исхождения мира из Единого каждое сущее является одновременно и следствием более высоких уровней реальности, и причиной более низких. Но всякое следствие существует одновременно и на своем собственном уровне реальности, и в произведшей его причине, точно так же, как и любая причина существует одновременно и в себе, в качестве неприобщимого принципа, и в своих произведениях, в виде приобщимого для них отражения.
Это позволяет Проклу говорить о трояком способе бытия всякого сущего: в себе, в причине и в происходящих от него следствиях:
«Всякая ипостась существует или сообразно причине (καθ’ αιτίαν) в качестве начала, или сообразно существу (καθ’ ΰπαρξιν), или сообразно приобщению (κατά μέθεξιν) в качестве подобия».
Так, Ум существует не только на мыслящем уровне реальности, но и в Едином в качестве особого, присущего мышлению, типа единства, и в происходящей от Ума Душе в виде отражающих умное созерцание рассудка и «логоса». Тем самым у Прокла получает теоретическое обоснование общий для всего неоплатонизма принцип:
«Всё во всем, но в каждом — особым образом: в Бытии - Жизнь и Ум; в Жизни — Бытие и мышление; в Уме — Бытие и Жизнь, но в Уме — мысленно, в Жизни - жизненно, а в Бытии — как истинно сущее».
Чем ближе располагается та или иная ипостась к Первопричине, тем большей степенью единства и большей порождающей способностью, или возможностью она обладает. Порождающую возможность причины не следует понимать в смысле некоей незавершенности и потенциальности.
Любая причина совершенна и, как таковая, есть действительность всего того, чем ее следствия являются в возможности. Как сущее в действительности, причина способна привести к осуществлению также и иную себе природу, оформив ее в соответствии с тем, чем сама является в первую очередь, в результате чего действительность причины оказывается содержащей в себе возможность существования внешних по отношению к ней следствий. Этот особый вид возможности Прокл называет «возможностью сущего в действительности», или «совершенной возможностью», отличая его от «несовершенной возможности сущего в возможности», понимаемой как потенциальность.
Единое и генады
В соответствии с учением о горизонтально-вертикальном исхождении, прежде, чем начать производить нижестоящие уровни реальности, Единое должно давать начало множеству тождественных себе по сущности самосовершенных ипостасей, называемых «единицами», или «генадами».
Согласно определению, генады суть «то, из чего состоит первое объединение, ибо если есть Единое само по себе, то есть и первое приобщенное к нему, и первое объединение — оно-то и состоит из генад». Под «первым объединением» здесь подразумевается такое множество, каждый элемент которого не может быть разложен на новое множество, а значит, представляет собой некую неделимую и не имеющую частей единицу.
Так, класс генад представляет собой средний термин между абсолютно Единым и множествами высших порядков, потому что, не будь генад, любое множество продолжало бы делиться до бесконечности и в результате перестало бы существовать как множество. Несмотря на тождество Единому по сущности, генады являются приобщимыми ипостасями, а значит, всегда существуют в соотнесении с чем-то иным себе — с Бытием, Жизнью, Умом — представляя собой особые, более частные виды единства, свойственные разного рода сущим. Генады — суть единства в положительном смысле слова и как таковые выступают в качестве объединяющих и оформляющих причин множества, т. е. начал в собственном смысле слова.
Душа и души
Следом за Бытием, Жизнью и Умом Единое производит Душу — одно из наиболее сложных своих порождений, сочетающее в себе действие всех вышестоящих причин. Согласно определению Прокла, Душа есть наделенная разумом живая сущность, бестелесная, бессмертная и бесстрастная, способная стать источником движения и жизни приобщающегося к ней тела.
Впрочем, даже приобщимая, т. е. одушевляющая тело, душа не принадлежит ему, но продолжает существовать отдельно как самостоятельная, управляющая телом сущность. В согласии с платоновским диалогом «Тимей» Прокл рассматривает Душу как посредника между неделимой и поделенной в телах сущностью, между вечным бытием и находящимся в становлении материальным космосом.
Будучи посредником, Душа содержит в себе все вещи — как чувственно воспринимаемые, так и умопостигаемые: первые — в виде прообразов, а вторые — в виде отражений. Такое положение делает ее причастной вечности и времени. Как порождение вечного Ума, Душа обладает вечной и неизменной сущностью, а как одушевляющая то или иное тело — «имеет осуществляемую во времени деятельность».
Поскольку основную деятельность Души составляет мышление, она мыслит во времени, поступательно, переходя от одного предмета к другому и разделяя на части то, что Ум видит как единое и неделимое: «Если Ум мыслит всё как одно, то Душа мыслит всё одно за другим». Мышление Души представляет собой «логос» — развернутую во времени речь, к-рая словно бы «водит хоровод» вокруг Ума, пытаясь т. о. изъяснить его простое и неделимое содержание. Даже самая высшая способность Души, которую обычно называют ее «умом», есть на самом деле предельно собранная и единовидная часть рассудка. Хотя благодаря этой способности Душа может соединяться с мыслью вышестоящего Ума и совместно с ним созерцать умопостигаемое сущее (идеи), все равно ее мышление будет оставаться принципиально иным по сравнению с интеллектуальным созерцанием.
Душа как сверхкосмическое устроение включает в себя:
- 1. Триаду отцов, или «триаду Зевса», отвечающую за демиургическую функцию Души. Эта триада состоит из «небесного Зевса» — демиурга, упорядочивающего сферу неподвижных звезд и руководящего нисхождением душ в становление, Посейдона — демиурга, упорядочивающего сферу планет и руководящего душами, уже пребывающими в области становления, Плутона — демиурга, упорядочивающего подлунную сферу и руководящего душами, покидающими становление.
- 2. Триаду Коры, отвечающую за животворящую функцию Души. Эта триада состоит из Артемиды, или Гекаты, отождествляемой с животворящим бытием, Персефоны, отождествляемой с жизнью, влекущей души к становлению, Афины, или Добродетели, отождествляемой с животворящим умом, содержащим в себе все душевные добродетели.
- 3. Триаду Аполлона-Гелиоса, отвечающую за способность Души возвращаться к себе и вышестоящим причинам.
- 4. Триаду Корибантов, или очистительных божеств, отделяющих душевные уровни реальности друг от друга. Как и любая другая неприобщимая причина, сверхкосмическая Душа порождает множество родственных себе самосовершенных ипостасей — более частных приобщимых душ, которые, в отличие от нее самой, одушевляют то или иное тело.
Последние делятся на 3 вида, отличающиеся друг от друга разной степенью приобщения к уму и мышлению: божественные, даймонические и человеческие.
Божественные души, к которым относятся мировая душа, души неподвижных звезд, планет и подлунных божеств, находятся в постоянной связи с божественными умами и способны благодаря им возвышаться до созерцания умопостигаемого сущего.
Даймонические души, причастные обычным, «только мыслящим» умам, созерцают уже не сами умопостигаемые идеи, а их отражения в вышестоящем уме.
Человеческие души лишены непосредственной связи с мыслящей реальностью и довольствуются только отблеском умной природы, который, хотя и присутствует в них всегда, но не всегда ими осознается:
«Ум всегда деятелен в отношении нас и всегда окутывает нас светом разума: он был с нами и др того, как мы обратились к неразумию, и все время, пока мы живем страстями, и после того, как усмирили их; просто мы не всегда его замечаем».
Природа, Космос, материя
Следующим за Душой уровнем реальности, промежуточным между подлинным бытием и становлением, областью бестелесного и телесного, является Природа. Она не тождественна ни телам, ни естественным свойствам тел, таким как тяжесть и легкость, теплота или холод, но является, скорее, принципом организации телесного мира и источником присущих ему форм. Как таковая, она превосходит тела и должна быть признана бестелесной реальностью.
Однако неправильно было бы и отождествлять ее с Душой, пусть даже с низшей, иррациональной ее частью, поскольку, в отличие от последней, Природа имманентна телам и не может существовать отдельно от них. По словам Прокла, «природа принадлежит другому, а не себе», в то время как Душа, обособленная и существующая самостоятельно, «принадлежит и себе и другому.
Телесный Космос является первым порождением Единого, включающим в себя материю. Поэтому в отличие от предыдущих уровней реальности, относящихся к области подлинного бытия, он образует сферу становления. Это не мешает Проклу считать его мыслящим одушевленным существом, зримым богом, существующим во времени, но не имеющим временного начала и конца. Как и всякое тело, Космос ограничен в пространстве и имеет форму сферы. Сферичность отвечает замыслу Космоса как совершенного живого существа, содержащего в себе всю совокупность чувственно воспринимаемого сущего. Этому же замыслу соответствует и совершаемое им круговое движение, которое не только вбирает в себя все остальные виды пространственных перемещений, но и воспроизводит возвращающееся к себе самому мышление божественного Ума.
В описании внутреннего устройства Космоса Прокл следует астрономической теории Птолемея, согласно которой верхняя граница мира образована сферой неподвижных звезд; ниже располагаются сферы планет, центральное место среди которых занимает Солнце, а орбита [луна (в магии)[Луны]] знаменует собой границу, отделяющую область бессмертных и вечных тел от области смертных существ, населяющих Землю.
Как надлунная, так и подлунная сферы отображают содержание всего умопостигаемого прообраза мира и поэтому являются не просто составными частями единого космоса, но образуют каждая самостоятельный космос. Так, в небе есть своя «эфирная земля» (Луна), своя область становления (от Луны до Солнца) и даже собственное небо (от Солнца до неподвижных звезд); там можно обнаружить и все 4 элемента, входящие в состав мира в целом, правда, в небе от них остается только «наивысшее». Точно так же и структура подлунной области воспроизводит строение мира в целом, поскольку ее тоже можно разделить на небо, землю и сферы действия богов, соответствующих различным планетам.
Первопричиной всего Прокл неоднократно называет материю непосредственным порождением Единого, видя в ее неопределенности своеобразное отражение беспредельной мощи Первоначала, а в ее бесформенности — оборотную сторону его абсолютной простоты: «...материя, получившая ипостась от Единого, сама по себе лишена формы».
Кроме того, непричастность материи идеям делает ее в известном смысле не-сущим, что также сближает ее с Единым, выходящим за пределы всего существующего. Однако лишенность форм не единственная характеристика материи. Другой ее чертой является способность принимать в себя всевозможные формы и через них обращаться к вышестоящим причинам. Такое участие во всеобщем процессе возвращения делает материю необходимым условием совершенства сущего, поэтому Прокл решительно не соглашается с Плотином, считавшим материю причиной зла. Если бы материя была первичным злом, пришлось бы признать существование 2 противоположных первоначал, что невозможно.
Нельзя считать зло и одним из порождений Единого, ведь это означало бы, что зло причастно благу, т. к. Единое и Благо тождественны. Поэтому зла самого по себе, как отдельной ипостаей, не существует. Зло можно уловить только как отсутствие какого-то частного блага, как ослабление и искажение его действия. Поэтому не следует искать онтологическое основание зла в материи; скорее, оно есть «побочная ипостась», т. е. случайное, привходящее сущему свойство. Слабость сущего, его неспособность достичь цели своего существования — вот что составляет причину зла.
Рецепция и влияние
Философия Прокла оказала значительное влияние на мыслителей поздней античности — как на язычников, так и на христиан. Александрийские неоплатоники знали его прежде всего как великого экзегета, составившего непревзойденные комментарии к сочинениям Платона и Аристотеля; они неоднократно цитировали произведения Прокла, называя его «великим» и «божественным» учителем.
О знакомстве христианских писателей V - VI вв. с трудами Прокла свидетельствуют сочинения «О вечности мира против Прокла» Иоанна Филопона, в котором предпринята попытка доказать несостоятельность 18 аргументов, выдвинутых Проклом в защиту учения о вечности мира, и трактат «Опровержение Прокла» Прокопия Газского, который был посвящен критическому рассмотрению комментариев Прокла к «Халдейским оракулам».
Глубокое влияние идеи Прокла оказали на автора «Ареопагитик». По подсчетам Б. Р. Зухлы, подготовившей критическое издание корпуса, в нем присутствует около 722 прямых и косвенных заимствований из произведений Прокла. Ярким примером служит 4-я глава трактата «О божественных именах», нередко почти дословно воспроизводящая трактат Прокла «О существовании зла».
Возрождение интереса к философии Прокла в Византии в XI в. было связано с философскими интересами Михаила Пселла и сложившегося вокруг него кружка интеллектуалов. Михаил Пселл писал о Прокле как о выдающемся учителе, стоящем в одном ряду с Плотином, Порфирием и Ямвлихом, и делал выписки из сочинения «Начала теологии» и из комментариев к «Халдейским оракулам».
В арабских и латинских версиях «Книги о причинах» философия Прокла получила монотеистическое переосмысление, в ходе которого было подчеркнуто расходящееся с оригинальными идеями Прокла понимание Первопричины как первого Сущего, а процесс происхождения многого из Единого был понят как творение.
Помимо «Книги о причинах» на Западе до XIII в. был известен лишь трактат Прокла «Начала физики», переведенный на латынь в 1160 г. Во 2-й пол. XIII в. Вильгельм из Мёрбеке перевел на латынь отрывки из комментариев к диалогам «Тимей» и «Парменид», а также 3 небольших трактата Прокла (Tria opuscula). Он же в 1268 г. сделал латинский перевод сочинения «Начала теологии», который почти сразу после появления стал известен Фоме Аквинскому.
В собственном «Комментарии к Книге о причинах» Фома Аквинский первым из схоластов провел сопоставление «Книги о причинах» с сочинением «Начала теологии», установил их идейную близость и признал, что автором «Книги о причинах» был не Аристотель, а некий араб, компилятор, работавший с текстом Прокла. При объяснении положений из «Книги о причинах» и «Начал теологии» Фома Аквинский часто привлекал материал «Ареопагитик», не связывая содержание этого сочинения с влиянием Прокла, а считая его выражением подлинной христианской философии.
Тексты Прокла стали предметом пристального внимания итальянских гуманистов: Марсилио Фичино, Джованни Пико делла Мирандола, Франческо Патрици, Виссариона, митрополита Никейского. Николай Кузанский опирался на теологические трактаты Прока и «Комментарий к Пармениду».
В Новое время философия Прокла, как и платонизм, лишилась былой популярности и нередко оценивалась как архаичная смесь метафизических концепций и языческих религиозных верований. Заслуга возрождения внимательного отношения к Проклу в XIX в. в значительной мере принадлежит Гегелю. В «Лекциях по истории философии» он оценивал Прокла как «вершину неоплатонической философии» и видел в триадологии Прокла предшественницу собственного диалектического учения о триадах как о структурах бытия и мышления, отражающих жизнь абсолютного духа.
В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Прокла кратеру на видимой стороне Луны.
Примечания
- 1. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Перевод с древнегреческого М.Л.Гаспарова М.: "Мысль", 1986. С.448.
- 2. Там же. С.454.
- 3. Лосев А. Ф. История античной эстетики, т. 3. М., 1974, с. 435, 437.
- 4. Перевод О.В. Смыки
Библиография
- А.А.Тахо-Годи. Гимнография Прокла и ее художественная специфика. Живое наследие античности. Вопросы классической филологии. Вып. 9, М.: 1987, стр. 177-112.
- Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1979.
- Православная энциклопедия. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2019. Т.58.
- Прокл. Первоосновы теологии. Пер. и комм. А. Ф. Лосева. — Тбилиси: Мецниереба, 1972.
- Прокл. Гимны. Пер. О. В. Смыки. // В кн.: Античные гимны. — М., 1988.