Данте Алигьери
Да́нте Алигье́ри (итал. Dante Alighieri, 1265 — в ночь с 13 на 14 сентября 1321) — выдающийся итальянский поэт и политический деятель, участник конфликта между гвельфами и гибеллинами.
Краткая биография
По свидетельству Боккаччо, Данте родился в середине мая 1265 года во Флоренции, в аристократической семье, принадлежавшей к партии гвельфов. Полное его имя — Дуранте дельи Алигьери. Данте получил хорошее образование; его первым учителем был известный поэт и учёный Брунето Латини. Как пишет сам Данте в своей автобиографии «Новая жизнь», в возрасте девяти лет он залюбовался на майском празднике девочкой восьми лет, Беатриче Портинари. Спустя ещё девять лет он увидел ее снова уже замужней женщиной и в этот раз влюбился в нее. Эту любовь он пронес через всю свою жизнь. Беатриче умерла в 25 лет, сам Данте женился по расчету на Джемме Донати, дочери Манетто Донати, которая родила ему троих детей.
Первое упоминание о Данте как общественном деятеле относится к 1296 и 1297 годам, в 1300 или 1301 году он был избран приором Флоренции. В 1302 году Данте был изгнан из Флоренции по сфабрикованному обвинению вместе с партией белых гвельфов, к которой он принадлежал. Данте больше не довелось вернуться во Флоренцию, несмотря на его неоднократные попытки, и он умер в изгнании в 1321 году.
Данте в эзотерике
Как и Гвидо Кавальканти (ок. 1255—1300), в поэзии Данте придерживался направления «Дольче стиль нуово» («новый сладостный стиль»), и, как он сам неоднократно утверждал, его поэтическое послание отражало идеи мистического общества «Верных любви» (например, «Новая жизнь», III, 12). Неизвестно, было ли это обществом образованных поэтов-идеалистов, пишущих о любви, или же это было тайное общество инициатического характера. Действительно, работы Данте имеют некую инициатическую направленность, выраженную языком изящной поэзии и любовных переживаний: в своей прозе и стихах, а также в своей всеобъемлющей работе «Божественная комедия», он постоянно говорит о любви к даме (или к дамам), чья жизнь и смерть повлияла как на отдельного человека, так и на ход всеобщей истории и мирового порядка. Именно этот образ прекрасной дамы лег в основу эзотеризма Данте.
После смерти своей возлюбленной, Беатриче (которую можно рассматривать не только как Биче Портинари — реальную женщину, в которую Данте был предположительно влюблен с юношества), в жизни Данте наступила полоса неудач, отразившихся, в первую очередь, на его политической жизни и его изучении философии во Флоренции и Болонье, и в итоге приведших к его изгнанию из Флоренции. Его миссия в Рим к папе Бонифацию VIII в 1301 г. в качестве флорентийского приора обернулась сговором, в результате которого Данте больше никогда не довелось вернуться в родной город, поскольку он был заочно приговорен к изгнанию и, позже, к сожжению на костре. Только после этих событий Данте окончательно занялся написанием сначала «Пира», обширного незаконченного комментария к некоторым своим канцонам, а затем созданием «Комедии». «Комедия» издавалась частями; ее последние тринадцать песен были опубликованы только после его смерти. Однако можно полагать, что и более ранние работы Данте являются не только заготовками к его более зрелой работе, но и отражают его главное произведение с других сторон, не менее важных для его понимания. Таким образом, каждая строчка, написанная Данте, привносит свой вклад в развитие чрезвычайно сложной системы взаимосвязей — системы, сразу же вызвавшей множество комментариев.
Излишне говорить о месте флорентийского поэта в итальянской истории и его влиянии на литературный ренессанс конца средневековья. Однако если рассматривать творения Данте как величайший синтез собственно римской и католической поэзии, может возникнуть непонимание, каким образом этот синтез мог служить основным источником для практически бесчисленного количества эзотерических, революционистских и теософских интерпретаций, причем всегда гетеродоксальных. В связи с этим следует исследовать его произведения, в которых можно обнаружить — среди безусловного провозглашения догматов церкви — места, с этими догматами разнящиеся, но столь запутанным и загадочным образом, что на их счёт по сей день не было составлено однозначного мнения. Более того, если вернуться к самому тексту его работы, то можно обнаружить, что споры вокруг него также далеки от разрешения, поскольку большинство исследователей, начиная с Бруно Нарди (1884—1968), в интерпретации его произведений придерживались правил историографии и фокусировались исключительно на их литературном значении, не отваживаясь, ввиду психологической вероятности или по соображениям эпистемологии, рассматривать их с эзотерической точки зрения.
Обычно в качестве подтверждения эзотерического характера «Комедии» приводят строки, которые, однако, больше соответствуют своему непосредственному контексту, нежели всей работе:
«О вы, разумные, взгляните сами,
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами!»[1]
Кроме того, стоит учитывать, что эзотеризм Данте имеет, по меньшей мере, две основных направленности. Первая появляется уже в начале второй книги «Пира» (II, I, 2—12) , в комментарии к первой канцоне, где Данте подробно излагает теорию о различных смыслах поэзии. Он не только приводит традиционную теорию четырех смыслов Священного писания, но также делает различие между множеством смыслов Священного писания и множеством смыслов, присущих поэзии[2]. Тем самым, Данте, в сущности, проводит отличие между поэзией, регулирующей смыслы, доступные для понимания поэта, и творениями Бога, то есть Священным писанием, регулирующим смыслы и события реального мира. Эту систему смыслов Данте собирался раскрыть в четырех книгах своего «Пира», развивая ее до исключительной глубины, в особенности — в части сравнения между свободными искусствами и Небесами. В этом отрывке, важное значение которого подчеркнул Рене Генон в своей работе «Эзотеризм Данте»[3], Данте не только говорит о соответствии неба Венеры, но и указывает, что весь космос построен подобным же образом. Космос приводится в движение Кристальным Небом, соответствующим Этике. Оно оканчивается Эмпирийским Небом, которое уподобляется царству Мира, где не существует каких-либо споров и мнений[4][5].
Однако эзотеризм Данте не ограничивается только этими строками: в своем знаменитом письме к Кангранде делла Скала (над именем которого эзотерики упражнялись в своей изобретательности, усматривая в нем имя Чингисхана, а также образ лестницы) Данте делает революционное заявление об изначальном балансе между поэзией и теологией. Некоторые сомневаются в подлинности этого письма, но подобная широта взглядов могла быть характерна только для Данте или для вдохновившего его общества поэтов. Как видно из седьмого и восьмого абзаца этого письма, поэт «Божественной комедии» использует теологическую аллегорию в качестве доказательства своей правоты: аллегория, литературный смысл которой — не фикция, а реальность, подобная той, что создаёт Бог, управляющий ходом истории. Таким образом, поэт здесь находится в позиции абсолютного Творца, чьи видения являют собой реальные сущности и чьи аллегории уподобляются по силе библейским.
На этом основании множество смыслов в работах Данте обретают пророческий характер и делают его работу целой вселенной, скрытые смыслы которой так же важны, как и скрытый смысл Откровения. Тем не менее, в этом отношении всё ещё можно полагать их заблуждениями поэта или галлюцинациями автора, если бы не ещё одна составляющая его работы, являющаяся самой важной и самой загадочной и идущая через нее единой нитью — почитание прекрасной дамы, которая стоит за каждым утверждением поэта.
Те, кто рассматривает утверждения Данте через призму католической догмы могут быть удивлены странностью подобной аллегории, всегда присутствующей в его работе, но никогда не выраженной явно, более того — лежащей в основе самых священных ее положений. С этой точки зрения работа Данте представляется лишь эротической пародией на религию Христа, религией, которую не оправдывает простое возрождение почитания девы Марии. В этом смысле эзотеризм Данте невидим, поскольку он не скрыт, но пронизывает всю его работу, начиная от первых строк о встрече с Беатриче, и заканчивая последними, в которых поэт соединяется с универсальной любовью. В кафолической ортодоксии только Христос является посредником, но при этом он, в основном, действует не как посредник, но, скорее, представляет неопосредованного Триединого Бога, при этом исключительно посредником является Дева Мария. В этом контексте обычная молодая женщина из Флоренции становится, благодаря своей красоте, безусловным выражением счастья и духовного развития и в итоге предстает воплощением смыслов всех цивилизаций когда речь идёт, как в «Новой жизни»[6], о политике владык земного мира, или, как в «Комедии», о судьбе церкви и империи[7]. Здесь Данте продолжает бросать вызов духовенству — вызов, изначально предпринятый в «Романе о Розе». Неудивительно, что флорентийскому поэту приписывают поэму из 232 сонетов, в которой обозначен некий «сер Дуранте» и которая была найдена в городе Монпелье в XIX веке и происходит из библиотеки Труа. В этой поэме под названием «Цветок» изложены основные идеи «Романа о Розе». В них содержится решительный протест против установленного порядка и выражается стремление отказаться от католических догм, мешающих передачи тайной мудрости, весьма эротичной и глубоко еретической по своей сути (например, сонеты V и XV).
Этот возврат к языческим (и вергилийским) мистериям вместе с порицанием Данте «puzzo del paganesmo»[8], («языческого смрада»), привлек внимание интерпретаторов, хорошо осознающих риск подобных религиозных параллелей. Среди них больше всего осознал необходимость духовной революции для понимания Данте как дарования Флоренции, безусловно, Марсилио Фичино. Ту же идею выражал в своем значимом комментарии к Данте мыслитель-гуманист, Кристофоро Ландино (1424—1498). Однако даже если полагать его комментарий ключом к флорентийской культуре, это не исключает идеи, что «поэтическая теология» Данте берет начало в неоплатонизме, в котором поэзия выступает «завесой» философской мудрости. В своих работах Ландино, главным образом, восхваляет единство флорентийской культуры, но ничего не говорит о том, что Данте эзотеричен, поскольку является гетеродоксальным. Только у поэта-романтиста Габриэля Россетти (1783—1854) в его комментариях к Данте наиболее полно и систематически выражается идея о том, что эзотеризм Данте основан на сознательном включении античных мистерий, аллегорическом почитании прекрасной дамы, темпларизме (особенно учитывая Чистилище, XX, 93) и воинствующей политике гебелинов. Его ближайшим предшественником был Уго Фосколо (1778—1827) с его знаменитым «Discorso sul testo della divina Commedia» (1825). Фосколо, великий поэт, якобинец и праведник, воспевающий языческие времена, стремился доказать, что во всех своих работах Данте выступает за политические и моральные реформы в духе пифагореизма, которые он выражает опосредованно, учитывая взгляды своего времени. Таким образом, Фосколо видит в работах Данте преимущественно политический смысл. Россетти, находясь под влиянием идей масонства и розенкрейцерства, в свою очередь, предложил похожую интерпретацию, но развил в ней эзотерическую составляющую в масштабе, достойном поэта школы неаполитанского барокко.
Работы Россетти не пользовались популярностью, но были присвоены, в частности, его критиком, Эженом Ару. Объясняя доводы Россетти, Ару стремился развенчать романтический культ Данте у римских властей. Он утверждал, что Данте был революционером и атеистом, последователем гебелинской доктрины Фридриха II (которого Данте, однако, осуждал в «Ад», Песнь X).
Книга Ару, выступающего в ней с амбициозными намерениями, и как разоблачитель, и как продолжатель, тем не менее, оказала значимое влияние: именно у Ару, а не у Россетти, Рене Генон почерпнул свои первые тезисы для эзотерического толкования Данте[9]. Но именно Россетти, имеющий большое влияние среди символистов через работы своего сына и ученика, художника Данте Габриеле Россетти, и обладающий широтой взглядов и безупречным знанием Данте, вывел, пусть и не без повторяемости и увлечённости, наиболее точные аргументы в пользу эзотерического толкования работ флорентийского поэта.
Для Россетти Данте был приверженцем милленаристской традиции преимущественно политического протеста против власти, осуществляемого через гнозис, язык которого, согласно доминирующей идеологии, служит цели лишь отвратить внимание цензоров, дабы «Верный любви» — то есть любви к гнозису — смог призвать к освобождению человечества. Этот либертарианский и наивный социализм не был бы удостоен внимания ученых, если бы он не привел к окончательному разночтению работ Данте. В этом отношении Россетти, определенно, уделяет значительно больше внимания внутренней неоднозначности работ Данте, чем тем конкретным выводам, которые он предлагает.
В этом контексте следует остановиться на его интерпретации букв К и О в первом слоге слова «комедия», на его размышлениях о двойном отображении земли и моря в «Вопросе о земле и воде» (последнем тексте Данте, известном нам) и его неустанной критике интерпретации платонической любви к Беатриче как имеющей психологические или сентиментальные мотивы. Этому подходу также следует Валли (однако он не имеет широты видения и гуманистической культуры Россетти), а также поэт Джованни Пасколи, который в свою очередь, предпринял попытку расшифровать работу Данте на основе повторяющихся мотивов об орле и кресте.
Так, эзотерических интерпретаций Данте становилось всё больше; они затрагивали астрологию, числовой символизм, темпларизм, иоахимизм, алхимию и т.д., будто бы современные читатели искали в его работах некие утерянные духовные тайны. Именно с этой точки зрения предпринял попытку анализа Данте Рене Генон (которая не ограничивалась одноименной книгой), а также Юлиус Эвола, у которого гибеллин Данте обретает магический и героический тон, согласно Генону, совершенно не характерный для традиционной мысли. Кроме того, не следует забывать и о номиналистических идеях Умберто Эко, несмотря на то, что он практически в каждом своем сочинении решительно отвергал любые эзотерические интерпретации флорентийского поэта.
«Адепты завесы», как их иронически называет Эко, тем не менее, имеют перспективы, поскольку работы Данте не поддаются обычной интертекстуальной и психологической интерпретации. Его работы отличает такое стремление к истине и твердость убеждений, и такая загадочность символов, служащих для их отображения, что они, пожалуй, воплощают в себе все течения западной мысли и нравы западных народов. Всегда будут существовать авторы, которые видят в комментировании Данте не столько ностальгию по средневековью, сколько признание нашей способности понимать формы выражения западного духа и его ресурсы.
Алистер Кроули о Данте
Алистер Кроули упоминает о Данте в ряде своих работ: «Книге Алеф» («социальные Условности отняли Данте у Беатриче»); Liber Astarte vel Berylli sub figura CLXXV («любовь Данте и Беатриче»); «Лунном дитя» («Данте прибавил свое свидетельство истины грандиозным криком: «Domani!» [Завтра!]»); «Общих принципах астрологии» («Пример такого влияния можно обнаружить в очень необычном профиле Данте — ярко выраженный тип Сатурна»; «Снова возьмем Данте как отличный пример этого знака. В «Божественной комедии» он использовал практически все знания своего времени, представив их с потрясающей понятностью и, благодаря восходящей Венере, в крайне привлекательной форме; но во всей его поэме невозможно найти ни одной новой идеи»; «Изучающий астрологию может отметить, что даже Данте в значительной степени обязан своими идеями Вергилию и отцам церкви»; «Лучшими примерами такого положения Луны можно назвать Данте и Вагнера. В обоих случаях можно обнаружить практически в равной степени развитые религиозные чувства, гуманизм, сексуальность и научность, причем ни одна из этих сторон не гипертрофирована. Оба были знакомы с наукой своего времени, но не придерживались радикальных взглядов. Оба следовали религиозным тенденциям своего времени, но первый без лишнего фанатизма, а второй без лишнего скептицизма»; «Полным контрастом является Данте, главная фигура в самом религиозном поколении человечества <...> В гороскопе Данте Юпитер занимает сильное положение невысоко над восточным горизонтом в соединении с Солнцем и Меркурием, полусекстилем Сатурна и Венеры и секстилем Марса»; «Сатурн находится на асценденте и его поддерживает только тригон Луны. Нет смягчающих темперамент ума аспектов Юпитера или Венеры, что склоняет к меланхолии, Данте находил увеселение в своих фантазиях. Однако этого тригона было достаточно для усиления характера и терпения к невзгодам; трудно в наше время понять и тем более оценить его труд и эрудицию, проявленные в «Божественной комедии»; «Данте и Сведенборг, их представления об аде до сих пор заметно влияют на умы людей»).
В «Магии в теории и на практике» Кроули пишет:
«Катулл, Данте и Суинберн превратили свою любовь в мощную движущую силу для всего человечества благодаря своей способности облекать мысли об этом предмете в форму музыкальной и выразительной речи» [10].
В Liber LII. Манифест О.Т.О. Алистер Кроули утверждает, что Данте, наряду с другими известными историческими персонажами, входил в первые правомочные ассамблеи О.Т.О.
Цитата из «Божественной комедии» Данте:
- «…Наукой сказано твоей,
- Что чем природа совершенней в сущем,
- Тем слаще нега в нем и боль больней»[11]
стоит в качестве одного из эпиграфов к работе Кроули Liber XCV. Бессонный мир.
Примечания
- 1. Комедия. Ад, IX, 61-63.
- 2. Пир, II, I, 4.
- 3. Генон, Рене. Заметки об исламском эзотеризме и даосизме. Эзотеризм Данте. — М.: Беловодье, 2017. — Гл. II, XI, 9.
- 4. Пир, гл. II, XIII-XIV.
- 5. Guénon, René. Autorité spirituelle et pouvoir, ch. VIII.
- 6. Новая жизнь, гл. XXX.
- 7. Чистилище, XXIX-XXXIII.
- 8. Pай, XX, 125.
- 9. Генон, Рене. Заметки об исламском эзотеризме и даосизме. Эзотеризм Данте. — М.: Беловодье, 2017. — Гл. III.
- 10. Кроули, Алистер. Магия в теории и на практике / Перевод Анны Блейз. — М.: Ганга, Телема, 2009. — С. 45.
- 11. «Ад», VI.106-108. Пер. М. Лозинского.
Библиография
- Comedia di Danthe Alighieri poeta divino con l’espositione di Christofhoro landino. — Firenze, 1481, 1537, etc.
- Foscolo, Ugo. Studi su Dante, in Ed.nazionale delle Opere di Ugo Foscolo. — Vol. IX.1. Le Monnier. —Firenze, 1979.
- Rossetti, Gabriele. Il mistero dell’amor platonico del medio evo derivato da’ misteri antichi. — London, 1840; Milan: Archè, 1982.
- Rossetti, Gabriele. La Beatrice di Dante / Ed. Maria Luisa Giartosio de Courten. — Roma: Atanòr, 1988.
- Aroux, Eugène. Dante hérétique, révolutionnaire et socialiste: Révélations d’un catholique sur le Moyen Age. — Paris, 1854, 1939.
- Pascoli, Giovanni. Minerva obscura. — Livorno, 1878.
- Idem. Sotto il velame. — Messina, 1900.
- Idem. Conferenze e studi Danteschi. — Bologna, 1914.
- Valli, Luigi. Il linguaggio segreto di Dante e dei Fedeli d’Amore (1928). — Milano: Luni editrice, 1994.
- Guénon, René. L’ésotérisme de Dante. — Paris, 1925; Paris: Gallimard, 1957.
- Idem. Autorité spirituelle et pouvoir temporel (1929). — Paris: Trédaniel, 1984.
- Evola, Julius. Il mistero del Graal e la tradizione ghibellina dell’Im-pero. — Rome, 1937.
- Guiberteau, Philippe. Le Banquet (introduction, translation and notes by Philippe Guiberteau). — Paris: Les Belles Lettres, 1968.
- Schult, Arthur. Dantes Divina Commedia als Zeugnis der Tempelritter-Esoterik. — Bietigheim: Turm Verlag, 1979.
- L’idea deforme, interpretazioni di Dante / Ed. Maria Pia Possato. — Milano: Bompiani, 1989.
- Adriano Lanza, Dante e la Gnose. — Roma: Edizioni Mediterranee, 1990.
- Sotto il velame, terni e interpreti dell’esoterismo Dantesco. — Torino: Associazione Studi Danteschi e Traditionali, 2001.
- Pour Dante / Ed. Bruno Pinchard. — Paris: Honoré Champion, 2001.
- Pinchard, Bruno. Méditations mythologiques. — Paris: Les Empêcheurs de penser en rond, 2002.