Мойры
Мойры (греч. Μοῖραι, Moîrai, от μοῖρα — «доля», «судьба») — в древнегреческой мифологии три богини судьбы, которые олицетворяют неизбежный порядок средней жизни и мирового устройства. Они определяют судьбу каждого человека, бога и даже космоса, устанавливая границы их существования через рождение, жизнь и смерть. Мойры отражают представления о предопределении, неотвратимости судьбы и ее неподвластности даже высшим божествам. Их образы находят параллели в других индоевропейских традициях (например, норны в скандинавской мифологии). Моиры представлены как три сестры: Клото (Пряха), Лахесис (Дающая жребий) и Атропос (Неотвратимая), каждая из которых исполняет свою роль в плетении нити судьбы.
Роль Мойр заключалась в том, чтобы гарантировать, что каждое существо, смертное и божественное, проживало свою судьбу так, как она была назначена ему законами вселенной.
Происхождение и генеалогия
Согласно древнегреческим источникам, происхождение Мойр меняется в зависимости от мифологической традиции:
Гесиод (ок. VIII-VII вв. до н.э.) в «Теогонии» [1] называет Мойр дочерьми Нюкты (Ночи), рождёнными без отца, что подчёркивает их хтоническую и первозданную природу. Они — сёстры других грозных божеств, таких как Кера (богиня насильственной смерти) и Немесида (богиня возмездия). В другом фрагменте Гесиод называет их дочерьми Зевса и Фемиды (богини правосудия), что связывает их с олимпийским порядком и божественным законом.
У Гомера (ок. VIII в. до н.э.) Мойры иногда упоминаются в единственном числе, как Мойра (Судьба) или Айса (Доля), но в «Илиаде» [2] они описаны как богини, вьющие нить жизни. Их роль менее персонифицирована, чем у Гесиода, но уже указывает на их власть над судьбой.
В орфической традиции (VI-V вв. до н.э.) Мойры иногда связываются с Хаосом или Эросом, что указывает на их космогоническую роль. Им посвящён LIX орфический гимн.
Платон [З] характеризует их как дочерей Ананки (Необходимости), сидящих у веретена судьбы.
Имена и функции Мойр
Каждый из трех Мойр выполняет специфическую роль в управлении судьбой:
- Клото (Κλωθώ, «Пряха»): Прядёт нить жизнь, определяя момент рождения и начало жизненного пути человека. Она держит прялку и кудель, символизируя начало судьбы.
- Лахесис (Λάχεσις, «Дающая жребий»): Отмеряет длину жизненной нити. Она определяет, какие испытания или дары ждут человека.
- Атропос (Ἄτροπος, «Неотвратимая»): Перерезая нить судьбы, завершает жизнь. Ее ножницы символизируют неизбежность смерти, неподвластной никаким мольбам или законам.
Эти функции подчёркивают их коллективную власть: ни одна Мойра не действует независимо, а их совместная работа создаёт непреложную судьбу.
Иконография и культ
В древнегреческом искусстве Мойры изображались как строгие женщины, часто в одинаковых одеждах, с атрибутами прядения (прялка, нить, ножницы). В архаический период их образы были абстрактными, но в эллинистическую эпоху (IV–I вв. до н.э.) они приобрели более антропоморфные черты лица. На рельефах и вазах (например, вазопись V в. до н.э.) они иногда сопровождают сцены рождения или смерти. В римском искусстве Мойры отождествлялись с Парками (Parcae), сохраняя прежнюю иконографию.
Мойры не имели широко распространённого культа, как других олимпийских богов, но им приносили жертвы (мёд, цветы или шерсть, символизирующая нить жизни) в ключевые моменты жизни (рождение, свадьба, смерть). В Афинах существовали святилища Мойр, например, на Акрополе, где их почитали как покровительниц судьбы.
Символизм и функции
Мойры заключают в себе судьбу (μοῖρα), которая в греческой религии ставилась даже выше богов. Они были неподвластны Зевсу, что подчёркивало границы божественной власти. Хотя Зевс, как верховный устроитель порядка, покоящегося на его законах, назывался Мойрагетом (греч. Μοιραγέτης, водитель Мойр), он не имеет власти над ними. В «Илиаде» [4] Зевс не может спасти своего сына Сарпедона, так как его судьба определена Мойрами.
В «Государстве» Платона [5] Мойры представлены сидящими на высоких стульях, облачёнными в белые одежды и с венками на головах. Они прядут на веретене Ананки (необходимости), сопроводив небесную музыку сфер своим пением: Клото поёт о настоящем, Лахесис — о прошлом, а Атропос — о будущем, что символизирует единство времени.
«Мифологическая библиотека» (или просто «Библиотека», I-II вв. н.э.) Псевдо-Апполодра описывает Мойр как весьма воинственных существ с медными палицами в руках в качестве оружия:
«...Полибот, преследуемый Посейдоном и спасаясь бегством через море, прибыл на остров Кос, но Посейдон отсёк часть острова, так называемый Нисир, и навалил ее на гиганта. Гермес, имея на голове шлем Аида, убил во время сражения Ипполита, Артемида — Гратиона; Мойры, сражаясь медными палицами, убили Агрия и Тоона. Остальных поразил Зевс, метнув в них свои перуны. Погибающих гигантов добивал Геракл, расстреливая их из лука» [6].
Интересно, что мифические гиганты Агрий и Тоон, поверженные Мойрами в ходе т.н. гигантомахии, невероятно долго сопротивлялись натиску, но, в конечном итоге, всё же пали. Однако самое любопытное в этом тексте, пожалуй, то, что Мойры действовали в т.ч. хитростью и обманом, что в философском плане с неизбежностью порождает мысли о том, справедлива ли и земная судьба:
«...Вернув себе прежнюю силу, Зевс внезапно ринулся с неба на колеснице, влекомой крылатыми конями, и, метая перуны, преследовал Тифона до горы, которая называется Ниса. Там Мойры ввели в обман преследуемого Тифона: они убедили его, что у него прибавится силы, если он отведает однодневных плодов» [7].
Помимо Мойр в античной мифологии богиней судьбы была Имармена.
B гностической традиции
Именно Имармена в гностических текстах обычно появляется вместо Мойр, но не везде это так. Например, в позднем и самом длинном гностическом трактате «Пистис София» («Кодекс Эскью»), где Иисус объясняет ученикам, а они толкуют это при помощи ряда новозаветных, ветхозаветных и апокрифических текстов, тонкости посмертной участи тех или иных типов людей, присутствуют как Имармена, так и Мойра, причем вновь, как много ранее у Гомера, лишь в единственном числе (что не мешает ей иметь в своем распоряжении целое воинство падших ангелов-помощников). При этом в тексте именно Мойра прямо названа Судьбой: «Судьба (Участь) по имени Мойра». Судя по всему, автор текста был знаком с творчеством Гомера, но вряд ли — с более поздней мифологией Мойр.
А.И. Еланская вводит Мойру в контекст «Пистис Софии» следующим образом:
«Μοῖρα означает "часть, доля, удел" (и счастье, и rибель), т.е. удел, предназначенный человеку, его личная судьба <...>, у каждого человека своя, но ее назначают Архонты Имармены. При создании человеческого тела внутрь него помещается сила, душа и "подражающий дух" [8], и все они вкушают материальную пищу. Но Мойра не вкушает пищу, она только привязана к душе. Не смешиваясь с материей, она, однако, находится внутри той формы, в которой материя приходит в мир, — в теле появившегося на свет человека. Она "ведёт человека, пока не заставит умертвить его смертью, которая ему назначена" (гл. 1З2)» [9].
М.К. Трофимова упоминает, в частности, об общем корне в именах Имармены и Мойры, фигурирующих в трактате:
«Слово Геймармене (εἱμαρμένη), как и другое — Мойра (μοῖρα), происходит от греч. глагола (ημείρομαι — получать по жребию). <...> Весьма своеобразный оптимизм, присущий миропониманию, которое отражено в памятнике, сказывается и на трактовке темы судьбы. Так, видимая в космической перспективе смерть человека, направляемая его долей — Мойрой, послушной Геймармене, мыслится только ступенью на длинном пути высвобождения и спасения света, заключенного в душе человека» [10].
Мойра упоминается в этом гностическом трактате беспрецедентные для Мойр из античных рукописей 42 раза — все упоминания относятся к третьей из четырёх книг памятника. Так, в главах 111-113 Иисус говорит об оковах, наложенных на душу Духом Обманчивым и Мойрой и об эффективности таинств, призванных разрубить эти оковы. Мария истолковывает слова Иисуса, цитируя стих Послания апостола Павла к римлянам [11]. А уже ближе к окончанию 3-й книги Иисус отвечает на вопросы Марии Магдалины и Саломеи, рассуждая, в частности, об Обманчивом Духе и Мойре, а также об освобождении от их уз посредством таинств.
Некоторые из многих подробностей этого довольно уникального дискурса следующие. После трех дней, в течение которых Дух Обманчивый и Мойра следуют за восходящей душой, ее восприемники, Иринии, проводят душу уже вниз, в Преисподнюю. Затем же, когда Дух Обманчивый выводит душу к Середине (области психиков), архонты этой области допрашивают ее о неких таинствах Мойры, а потом наказывают ее «за грехи». После этого вступает в свои права уже Дева Света и зароняет душу в тело, которое она заслуживает по своим прошлым деяниям. Таким образом, получается, что Мойра играет некую, хотя и не решающую, роль в цепи реинкарнаций отдельно взятой человеческой души. Однако Мойра и Дух Обманчивый также играют роль и в вознесении души в Вышину. Причем после того, как душа исполняет таинство срывания уз и печатей Духа Обманчивого, последний вместе с Мойрой, наконец, оставляют ее в покое и отправляются к архонтам Середины, чтобы уже они сами предстали перед судом последних. Таким образом, душа окончательно освобождается от власти этого духа, Мойры, Ириний, архонтов Середины и Преисподней и т.п.
Интересно, что Мария Магдалина, эзотерически трактуя повествование Иисуса о конечном освобождении души от власти Мойры и Духа Обманчивого, приводит в качестве параллели знаменитые слова Спасителя из Мф. 10:36 — «Враги человеку домашние его», подразумевая под «домашними» не членов семьи, но как раз этих мифологических персонажей, в т.ч. Мойру, заставляющих душу «во все времена» совершать всяческие грехи и непотребства. Таким образом, здесь Мойра, опять-таки, выступает не только инструментом воздаяния (т.е. следствий), но и инструментом принуждения к совершению конкретных действий (т.е. причин).
Параллели в других традициях
Мойры имеют сходство с другими индоевропейскими и неиндоевропейскими мифологиями, что свидетельствует об универсальности концепции судьбы:
- Римская мифология: Парки (Parcae: Нона, Децима, Морта) — римский эквивалент Мойр, которые также прядут, определяют и перерезают нить жизни. На римских изображениях Нона несет веретено, Децима — жезл для бросания жребия или глобус, а Морта несет свиток, табличку или солнечные часы.
- Скандинавская мифология: Норны (Урд, Верданди, Скульд) — три богини судьбы, ткущие нити жизни у древа Иггдрасиль. Их функции (прошлое, настоящее, будущее) схожи с Мойрами, но более тесно связаны с мировым древом (Эдда, XIII в.).
Философские интерпретации
Тему Мойр обсуждали многие греческие философы. Платон и стоики (например, Хрисипп) говорили о них как о воплощение ананки (необходимости), поднимая вопрос о свободе воли. Неоплатоники, такие как Плотин, интерпретировали Мойр в качестве символов космических причин [12].
Библиография
- Аполлодор. Мифологическая библиотека / Изд-е подготовила Е.Г. Борухович. — Л.: Изд-во Наука, Ленинградское отд-е, 1972. — (АН СССР. Литературные Памятники).
- Премудрость Иисуса Христа: Апокрифические беседы Иисуса Христа с учениками / Пер., вступ. ст., коммент. А.И. Еланской. — СПб.: Алетейя, 2004. — (Библиотека журнала «Христианский Восток»).
- Трофимова, М.К. К теме судьбы в одной гностической рукописи // Понятие судьбы в контексте разных культур / РАН. Научный совет по истории культуры. Институт языкознания. Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. — М., 1994. — C. 15-18.
Примечания
- 1. С. 217-222, 904-906.
- 2. XXIV.209–210.
- З. Государство, X.617c.
- 4. XVI.433-438.
- 5. X.617c-d.
- 6. «Библиотека», VI, 2 цит. по изд.: Апполодор, 1972. — С. 9-10.
- 7. «Библиотека», VI, 3 цит. по изд.: Апполодор, 1972. — С. 10.
- 8. В более ранних гностических текстах, в особенности в «Апокрифе Иоанна» — «Дух обманчивый» (в этих текстах он не связан персонально с Мойрой, но выведен как своего рода мужская ипостась «злой судьбы»). Впрочем, в других переводах «Пистис Софии» «αντιμιμων πνεύμα» также переводился как «Дух обманчивый». Интересно, что этот Дух также нашел свое отражение и в современной юнгианской аналитике.
- 9. Цит. по изд.: Премудрость Иисуса Христа, 2004, с. 215.
- 10. Цит. по Трофимова, 1994.
- 11. Копт. парафраз данного, написанного, по мнению библеистов, не ранее 58 г. н.э., послания (гл. 13 стих 7). Приводя этот парафраз, Мария утверждает, что устами «нашего брата Павла» (который, как мы знаем из истории, к моменту этой беседы ещё не стал христианином) говорил сам Иисус.
- 12. Энеада, III.2.